Клича

– Лесь, что ты докопалась-то так до Раисы Васильевны?

– Да она достала морали читать! Книги читают не ради морали! Я ей говорю-говорю, а она опять заводит: «О-лэ-ся, вы вэ-дё-те сэ-бя нэ-так… нэтактичненько! Проявит-тэ уважение к прэподават-телю!»

Злорадное «хи» вырвалось из Олесиного рта, сначала одно, потом второе и следующее, отчего Вера ещё больше отстранилась. Не любила она этого всего, но по делу с подругой была согласна. Литература у них была адски скучная.

– Ну подумай сама, – продолжала Олеся, потирая отсмеявшееся лицо волосатым рукавом свитера, – зачем было бы впихивать в нас всю эту муру, если бы они не хотели управлять нашими мозгами, чтобы мы смотрели на мир их глазами и не имели собственного выбора?

– И для чего им это по-твоему? – безучастным роботом выговорила Вера.

– Чтобы сделать нас своими рабами до самой старости!

Мохнатый розовый шар свитера Олеси с юбкой аккуратным колокольчиком никак не вязался с её едким непокорным нравом. Она была похожа на нежный распускающийся бутон, но среди тысяч распускавшихся вокруг цветов, её цветок был непропорционально большой и буйный, как после ядерного взрыва. Такой же ядерной была Олесина весна.

– Я не хочу, ну не хочу и всё тут, писать это дурацкое итоговое сочинение! Все эти книжки, они мне не нравятся! Но она говорит-говорит, говорит-говорит… Раисся, вот бы ты заткнисся! То ли дело Гоголь…

Олесин цветочек вздохнул и мечтательно нахохлился.

– Что Гоголь? – проснулась Вера.

– Там не-е-ечисть, – расплылась Олеся. – Я её люблю! Вот бы…

– Вот бы, вот бы! Вот бы, вот бы! – заквакало сверху, и перед девочками выросла треугольная башня из бабушки. Такая высокая, что не было видно лица.

– Вот бы, вот бы! Вот бы, вот бы! – продолжала квакать башня, зашуршала в переднике и протянула девочкам замызганный пакетик со старой тряпичной куклой.

– Это что? – спросила Олеся у башни, как будто та перед ней чем-то провинилась.

– Это Клича, – спокойно ответила башня.

Вера осторожно взяла куклу, освободила от пакета и принялась рассматривать. Сверху из красного кафтана торчала маленькая глиняная голова с глазами-бусинами, открытый рот застыл буквой «О», губы и щёки были аляписто напомажены, а под юбкой спрятана глиняная трубочка.

– А это что?! – Олеся отпрянула и с возмущением указала башне на трубочку.

– И-хи-хи! – рассмеялась башня. – Это дудочка. Нужно загадать желание и подуть со всей силы. Тогда Клича его исполнит.

– Дуй давай! – резко выкрикнула Олеся. Раздражение мешалось с возбуждённым интересом, выстреливая из Олеси, как гейзер. – Дуй!

Вера набрала воздуха и дунула неуверенно, с опаской, выпустив добрую часть выдоха через уголки рта, на что Клича выдала лишь жалкое «Пхи-и-и» и закашлялась. Вера тоже закашлялись. Олеся выхватила у неё куклу и протянула обратно башне:

– Не работает!

Башня заскрипела, согнулась пополам и тихо-тихо секретиком прошептала Олесе на ухо:

– Если Клича не работает, значит, хочешь не то, что кличешь, или кличешь не то, что хочешь. Кликать надо от души.

– Ах от души, значит! – разошлась Олеся. – Тогда… Тогда… Хочу, чтобы у Раисы Васильевны голос пропал! Навсегда! – и дунула со всей силы в трубочку. Раздался пронзительный свист, который тут же унёсся порывом ветра далеко-далеко, и стало тихо. Клича спрятала свисток под юбкой и замерла у Олеси в руке, сложив губы в готовности.