Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра. Исследование

Егоров Олег Георгиевич (р. 1957 г.) – кандидат филологических наук, доцент, член-корреспондент Международной академии наук педагогического образования, лауреат Премии губернатора Московской области для работников образования (2001 г.), научный руководитель инновационного образовательного комплекса «Лицей» г. Железнодорожного Московской области.

Автор более 40 научных трудов в области филологии, культурологии, педагогики, в том числе монографии об И.С. Тургеневе.

Литературный дневник имеет большую и богатую историю. Его истоки восходят к поздней античности. Прообразом дневника были «Размышления» Марка Аврелия («Мы имеем своеобразный дневник – не внешних событий, а мыслей и настроений, более важных в глазах автора, чем внешние события»[1], – писал С. Котляревский во «Вступительном очерке» к сочинению римского стоика). Последующие эпохи внесли значительные изменения в структуру жанра, но не изменили его сущности. Дневник остался разговором с самим собой, монологом, обращенным не к слушателю или читателю, а к себе, в расчете на чтение в будущем.

Во все времена сохранялся устойчивый интерес к дневнику, но пик его приходится на эпоху предромантизма и XIX в. В дневнике нашло отражение характерное для того времени стремление личности противопоставить жестким социально-сословным определениям события своей внутренней жизни и поднять их до уровня общественно значимых явлений. Не случайно М.Ю. Лермонтов в Предисловии к «Журналу Печорина» (дневнику) писал, что «история души человеческой <…> едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа»[2].

Дневник был распространен как в писательской среде, так и в кругах, далеких от профессиональной литературы. Дневники вели художники, музыканты, политические деятели, путешественники, актеры и даже грамотные крестьяне. На определенном социально-историческом этапе дневник становится элементом духовного быта и начинает соперничать с эпистолярным жанром.

В неоднозначных отношениях находится дневник с мемуарами. С историко-документальной точки зрения мемуары уступают дневнику. Синхронность дневниковых записей по отношению к изображаемым событиям придавала жанру те качества оперативности и достоверности, которые не покрывались глубиной и философичностью поздних оценок в мемуаристике.

Своеобразие дневника связано с его пограничным положением между рукописной и печатной литературой. Оставаясь по своей природе «камерным» жанром, дневник тяготел к чтению в узком – семейном или дружеском – кругу, что не предполагало тиражирования. В то же время у друзей, близких и литературных поклонников дневниковеда[3] нередко возникало желание сделать документ личной жизни автора достоянием общественности. И хотя в XIX в. число прижизненных публикаций дневников их авторами ничтожно мало, дневниковый жанр имел устойчивую тенденцию к выходу на столбовую дорогу печатной литературы, особенно в периоды больших общественных подъемов.

Бытование дневника в рукописной форме не мешало ему оставаться литературным жанром и участвовать с другими на равных в литературном процессе. Большинство авторов никогда не считало письменную форму дневника неким изъяном. Мало того, в начале XX в. В.В. Розанов расценивал рукописность как громадное эстетическое преимущество и пытался противопоставить допечатную литературу типографски набранной, а свои главные идеи сформулировал в дневниках («Уединенное», «Опавшие листья», «Мимолетное», «Последние листья»). Позиция Розанова была своеобразной реакцией на попытки исконно письменных, «камерных» жанров (писем, записок, дневников) занять место в ряду печатной литературы. И хотя Розанов опубликовал две книги дневников, этим он хотел привлечь к ним внимание читателя-друга, подобного тому, которому дневниковеды XIX в. доверяли чтение своих журналов.