Выпусти меня

Я бы хотел вам кое-что рассказать.

Что-то, что покажется странным и даже пугающим.

Мне почти тридцать, а я до сих пор гадаю: было ли всё произошедшее со мной – ночными кошмарами или моими безобразными фантазиями.

Призраки прошлого до сих пор преследуют меня: и во сне, и наяву.

И я постоянно молюсь, лишь бы не сойти с ума…

Что ж, я, пожалуй, начну.

На дворе шёл тысяча девятьсот девяносто восьмой год.

Я, тринадцатилетний мальчишка по имени Дэнни Тэйлор, жил вместе с родителями в Элмвуде, что в южной части Провиденса, штат Род-Айленд.

По инициативе отца, Питера Тэйлора, мы поселились в сером невзрачном доме, который располагался по Атлантик-авеню, в непосредственной близости от пересечения этой улицы с Гамильтон-стрит.

Ещё несколько месяцев назад нам приходилось ютиться в захудалой избушке, которая громко скрипела, издавала свист и чадила, как скучающий моряк с трубкой в зубах.

Мама, Джина Тэйлор, иронично называла её «убежище анахорета».

Мы ценили избушку вопреки всем её недостаткам, ведь она дарила нам тепло и крышу над головой.

Однако смена ветхой избушки на новый, хоть и невзрачный дом – стало лучшим решением за последние несколько лет.

Нас окружала по меньшей мере дюжина таких же неказистых домов, но мы особо не жаловались. Район оказался симпатичным и тихим, да и школа находилась менее чем в миле от дома, так что я спокойно добирался до школы пешком, заодно подхватывал по пути трёх закадычных друзей.

На заднем дворе у нас росли старый дуб с потемневшей корой и четыре молодые яблони.

В жаркие дни маме нравилось прятаться в тени деревьев и читать книги. Я заботливо приносил ей шерстяной плед и вкусные сэндвичи, приготовленные мной на скорую руку.

Мама могла задремать, и соломенная шляпа, под которой она прятала свои вьющиеся каштановые волосы, слегка сползала на её необычайно умиротворённое лицо.

Я глядел, как пёстрые пташки запрыгивают к ней на коленки, прикрытые длинным подолом льняного платья, белого, как азалии. Я, чувствуя лёгкое раздражение, постоянно порывался прогнать пернатых, чтобы они не мешали маме отдыхать, но в итоге насмешливо наблюдал это нелепое зрелище. Мама будто не замечала непрошенных гостей, а, может, нарочито позволяла наглым малявкам топтаться по ней, пока она притворяется спящей.

Мама подкармливала пташек, а они взамен приносили ей сухие цветы и красивые пёрышки.

Порой мама лежала на траве и задумчиво глядела куда-то в высокое небо.

Часто я присоединялся к ней, и тогда мы мило болтали.

Я много трепался о школе, делился своими мечтами.

Мама же с меланхоличной тоской рассказывала про своё детство, родителей, первый неудавшийся брак.

В юности она увлекалась танцами и живописью. Но по воле судьбы она стала не танцовщицей или художницей, а администратором в хостеле.

Мама с теплом вспоминала театр Леруа в городе Потакет; театр, к сожалению, в тысяча девятьсот девяносто седьмом году снесли, как и несколько соседних зданий, чтобы построить аптеку. Джина вместе с матерью, Хэлли Грэм, почти каждые выходные посещала Леруа; особенно важными для неё стали дни, когда к ним присоединялся отец, Майкл Грэм. Майкл постепенно отдалялся от них, замыкался в себе, так как тяжело болел и не желал обременять их своим присутствием. Поэтому Джина бесконечно ценила часы, проведённые рядом с ним.