День для волостного писаря двадцатилетнего Савелия Глебушкина начался из рук вон плохо. Он проспал. Давеча долго гулял при луне с зазнобою своею – дщерью хозяина лавки скобяных товаров Агапкина шестнадцати лет. Нет. Шестнадцать годов исполнилось девице, а не хозяину магазина. Отец ея, высокий лысоватый человек возрастом не определялся и был со спины как бы молод и строен, а с лица морщинист и несколько уныл.
С таким лицом он и встречал завсегда прилетающего на крыльях любви Савелия, который, изображая собою покупателя, бросал томные взоры на девицу, что помогала отцу в лавке, записывая товары, должников и сообщения от оных отцу. Девица именовалась Анною и лик имела прекрасный. Ланиты её украшал нежный румянец, коим она и сразила наповал юного писаря, разбив его сердце в один момент, когда явился он в лавку для приобретения скобы на дверь своей комнаты, какую снимал за недорого в старом флигеле, принадлежащем вдове вахмистра Петра Игнатьича Лебедева, женщине одинокой, бездетной, и по сему случаю привечавшей бедного писаря. И принимающей в нем доброе участие, как в родном сыне. Вдову именовали Ольгою Леонидовною.
Нагулявшись вволю с девицею в городском парке, Глебушкин явился домой, упал на кровать и, глядя, улыбаясь, в потолок, принялся вспоминать дивную прогулку. И мечтать уже о другой. Намечтавшись, он и уснул под утро.
На службе потому он клевал носом, едва не куная его в чернильницу, зевал и с трудом держал глаза свои открытыми.
Потому и случилась с ним та удивительная, трагическая, но вместе с тем и счастливая история, определившая его судьбу.
Утро выдалось в тот злополучный для юного писаря день серым и тоскливым. С зари шёл докучливый дождь, и в конторе сделалось малолюдно. И то слава Богу! Савелию до окончания сегодняшней службы предстояло переписать распоряжение волостного суда по случаю решения тяжбы меж вдовою купца третьей гильдии Пальц Софьей Карловной и проживающим у ней в доме портным Малкиным Семеном Львовичем. Дело было интересным, и Савелий, против воли зачитался. Купчиха, предоставив в распоряжение портного комнату, взяла с него слово жениться на ней, по истечении ея вдовства, коего она рассчитала себе сроком на два года. До этого срока Семен Львович проживал в сей комнате вольно, на правах близкого знакомца, починял и шил платье клиентам, от коих не было у него отбою, и плату, полагающуюся за прожитье, не вносил по обоюдному согласию сторон, как он позднее выразился.
По окончании срока их устного договора, жениться на Софье Карловне он раздумал, внезапно повстречав предмет более пылкой любви в лице одной из своих посетительниц, принесшей как-то на переделку салоп.
Сам ли салоп или дородность тела посетительницы внушили столь прекрасные чувства портному, но он теперь намеревался съехать из ранее гостеприимного к нему дома и перебраться к предмету своей новой любви.
Возмущенная неблагодарностию постояльца и его коварным вероломством, вдова требовала компенсации ея матерьяльных и душевных убытков на сумму в 12 рублей с полтиною. Что и было по особому распоряжению ей присуждено решением комиссии, какую возглавлял городской голова Зосима Лукич Таланцев.
"Вот всегда так" – думал Савелий, окуная перо свое в чернильницу и выводя ровные округлые буквы на бумаге. – "Никто любви понимать не хочет. Не знает ее убийственного жара, в коем и сгореть дотла бывает не жаль". Сам Савелий готов был из-за предмета своих чувств на многое, ежели ни на все. Вызови его кто, даже отец ея, на дуэль, пойдёт с радостию и за счастье почтёт пасть от его жестоких хладных рук с ея именем на устах. А здесь… 12 рублей компенсации… За ушедшие чувства… Какая пошлость!
