Наедине с Пустотой или Р96

Каждое утро Старик приходил к обрыву и серыми, выцветшими глазами жадно ловил бирюзовый восход звезды, которая поднималась неровно, с короткими промежутками, возвращалась к горизонту, оставляя светящийся шлейф, и повторяла траекторию восхода несколько раз. Если смотреть непрерывно, то казалось, что восходящее светило дрожит: атмосферные слои молодой планеты искажают и мешают плавному движению светового диска. Создавалось ощущение, что каждый день звезда собирается с силами, борется и, наконец, концентрирует все свои неудачные матрицы в один полноценный диск над горизонтом, расцветив небо лимонно-рубиновым светом.

Тогда он садился в плетёное кресло, ножки которого утопали в траве, кутался в колючий клетчатый плед и погружался в воспоминания, изредка наблюдая за горизонтом. В растянутом кармане старого вязаного кардигана нащупывал тонкую тетрадку и успокаивался. Тетрадные листы пожелтели со временем и помялись от постоянного перелистывания. Чайные кляксы придавали страницам живой вид, рассказывая о прожитых днях автора.

Старик знал каждое слово, каждую дату. Только не помнил, как эта тетрадь попала к нему в руки: то ли нашёл в кабине звездолета, то ли в «хижине».

–1-

24 февраля 2054 г.

Кажется, я вляпался. В лаборатории нас осталось трое: я, Кирилл и Вадим Игоревич. Остальных вчера отпустили домой, сказав о «двухнедельном карантине».

Пока не чувствую никаких симптомов. Разрешили гулять по коридорам института, выходить в ботанический сад, следить за своим состоянием и всё записывать в тетрадку шариковой ручкой. Я впервые её увидел. Хорошо, что у меня есть планшет для рисования. Кирилл вообще никогда не писал от руки. Он вирусолог, кандидат наук. Это направление ближе к фантастике, чем к реальности. Кирилл в основном работает с электронными микроскопами. Шариковая ручка и трансмиссионный микроскоп – вещи не совместимые.

Вадим Игоревич попытался по такому случаю запросить для себя автоматическую ручку Ripple от итальянской компании Visconti или, на худой конец, перьевую ручку и чернильницу-непроливайку. (Надо же, запомнил эти названия!). Оказывается, уже лет сорок такими приборами для письма никто не пользуется.

Для меня писать рукой очень непривычно, но это условие эксперимента.

Спим в гостиничных номерах на тридцатом этаже. Туда же поднимают завтрак, обед и ужин. Контактируем только с молчаливым роботом-секьюрити. Теперь он обслуживает нас троих.

Два раза в день по видеосвязи с двойным шифрованием разговариваем с Шефом.

25.02.2054 г.

Сегодня нас изолировали. Подозрение на какую-то заразную ментальную болезнь. Вирусы разрабатывались в нашем Институте здравоохранения нации. Но что-то пошло не по плану. Человек оказался не так чувствителен к новым штаммам, как лабораторные животные. Я первый заметил, что мартышки в клетке стали вести себя тревожно. Через меня в письменном виде передали требование: «Всех выпустить в джунгли!»

Откуда они знают про джунгли? Ведь они родились в неволе, в стенах нашего Института.

Шеф сказал, что это моя «чистая фантазия». Однако листок с требованиями положил под ключ в сейф. Обезьянник закрыли. Попасть в него может только обслуживающий персонал, а нам, научным сотрудникам, вход запрещён.

У меня постоянно болит голова, но температуры нет. И что-то в груди. Я бы определил это как совесть. Ведь я переживаю за мартышек и не могу ничем им помочь. Скучаю по дому и родным.