Сестра

Автор

Страниц

25

Год

1984

"… Мой друг Сашка Николаевич часто шутил насчет нашей соседки Галины Петровны, называя ее "эксцентричной дамой". Он утверждал, что она подала заявление в городской комитет с просьбой о выдаче ей пенсии за большой стаж работы. Я, Юлия Александровна, с улыбкой слушала его и не слишком серьезно относилась к этим шуткам.

Но у моего соседа Якова Владимировича было совсем иное отношение к Галине Петровне. Ему она совершенно не нравилась. И это не только из-за ее сомнительной репутации, о которой говорили в городке. Первое неприятное знакомство с ней произошло сразу после его приезда в наш город. Он однажды зашел к ней наверх и увидел множество фарфоровых яиц, старинных рамок, открыток и чернильницы, принадлежавших двум Крючковым. Это поразило его, но не впечатлило положительно.

- Она просто изобилует сном старой офицерской эпохи, - часто говорил Яков Владимирович. Он испытывал к любой офицерской атрибутике неприязнь, презрение и отвращение. …"

Читать бесплатно онлайн Сестра - Николай Чуковский

1

По утрам, приходя к ней наверх за кипяточком, я всякий раз с любопытством оглядывал ее жилье – кухню и спальню.

Желтая зимняя заря смотрела через окна прямо в стену спальни.

Лихо глядел на меня со стены казак Кузьма Крючков, выжженный на дощечке.

Другой Кузьма Крючков был вышит крестиками на канве неумелой детской рукой.

На столе чернильница, сделанная из снаряда, рядом с ней ручка, сделанная из патрона.

На середине стола – резная рамка, а в ней – молодые глаза, ямочки на подбородке, кокарда, погоны, пуговицы и крестик на георгиевской ленточке.

А сколько этих фотографий с ненавистными офицерскими погонами, кокардами и пуговицами под Кузьмой Крючковым! Особенно ближе к углу, над кроватью.

Но не всегда крестики. И глаза не всегда молодые.

Случалось, иная из этих фотографий, сорванная моим плечом, падала на пол. На оборотной стороне каждой из них всегда было что-то написано, то карандашом, то пером. Почерк был разный: на одной – крупный, на другой – мелкий. Но надписей этих прочитать я не успевал – слишком уж быстро Галина Петровна подымала карточки с пола.

Я о ней слышал только плохое, но меня всякий раз тайно трогали ее ясные голубые глаза, окруженные желтоватыми морщинками.

Галина Петровна в тот год была еще, в сущности, молода, но лицо ее с подсохшими губами казалось уже истасканным и увядающим. Только глаза были у нее еще двадцатилетние, с чистыми белками, с голубизной, не начинающей выцветать. Маленькая, полная, она двигалась по полу легко и бесшумно, словно катилась.

Когда я входил, в глазах ее появлялось выражение робости, – вероятно, она знала, как мы к ней относились.

Я приносил с собой старый солдатский котелок Якова Иваныча – другой посуды у нас не было. Она доверху наливала его кипятком из потемневшего медного чайника, – струя, позолоченная зарей, казалась твердой. Светлые ее кудерьки – она мелко-мелко завивала волосы вокруг лба – становились влажными от пара.

– А я напьюсь и лягу спать, – застенчиво говорила она мне, рукавом прикрывая зевоту.

Так же, как и мы, в городе она была чужая, служила сестрой в военном лазарете и дежурила по ночам. Домой она возвращалась к утру.

Я привязывал котелок к полотенцу, чтобы не обварить паром руки, и спускался по лестнице в сени. Мороз в сенях был как на дворе.

Я стремительно отворял дверь в нашу комнату.

За дверью, в ободранной нашей комнате, грязно-голубой от махорочного дыма, меня поджидали оба мои сожители. – Яков Иваныч Потанин и Сашка Воронов – с кружками в руках.

На полу, на газете, лежал кусок хлеба – мебели у нас не было никакой. Рядом с хлебом – астраханская селедка, уже разрезанная на три части.

– Принес? – спрашивал Сашка и совал руки в пар, чтобы согреть пальцы.

– Надоело у нее одалживаться, – говорил Яков Иваныч, зачерпнув кружкой из котелка. – Придется свое хозяйство заводить.

И прибавлял, намочив усы кипятком:

– Офицерская сука.

2

Своего хозяйства нам завести так и не пришлось.

Когда я думаю о той зиме, прежде лиц и событий, прежде занесенных снегом заборов, осин, крыш, столбов я вспоминаю ощущение привычной, как боль, тревоги, не покидавшей нас до самой оттепели. Всю ту зиму колчаковский фронт медленно приближался к городу.

Мы трое – Яков Иваныч, Сашка Воронов и я – были чужие в этом кривобоком речном городке.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: