Поставить точку

1

Сообщение пришло в 16:00. Осень только присела на край посёлков, бабье лето держалось: сухо, тепло, воздух как стекло. Я был на дежурстве, Дима заглянул в кабинет с термосом – и тут дежурка позвонила: «Дом престарелых. Пять трупов».

Собрались быстро: я – следователь прокуратуры, мой друг Димка – зампрокурора, пара оперов, судмедэксперт Семёныч. Дорога длинная, щебёнка шуршит, обочины ржавеют от кустов, по низинам лёгкий туман. На полпути остановились, выпили чаю. Послушали байки Семёныча. Он человек опытный, историй знает немало. Подъехали к реке, на противоположной стороне стоял посёлок, где находилось место нашего назначения. Дом престарелых – длинная деревянная коробка почти на самом краю берега. Река внизу, как асфальт. На лодке переплыли реку.

Прибыли около восьми вечера. По пути выяснили: не пять, а четыре. Пятая жива, увезли в районную больницу. У крыльца в полутьме топталась соцработница – молодая женщина, лет тридцати с небольшим, белая куртка, взгляд растерянный. Внутри уже был участковый; он и сообщил по рации, что «подозреваемый сидит у себя». Подозреваемый – Виктор Петрович – бывший следователь прокуратуры. Мы переглянулись: с таким совпадением редко сталкиваешься.

2

Коридор тянулся метров на двадцать: длинная деревянная кишка, лампы тусклые, стеклянные плафоны в пыли, половики по линолеуму кое‑где сбиты. Запах – дешёвого мыла и тёплой пыли. Комнаты большие, но пустые – кроме металлических кроватей с пружинной сеткой и ватных матрасов почти ничего. Тумбочка у каждой койки, у кого‑то на тумбочке радиоприёмник. Один телевизор на весь дом, и тот – в красном уголке.

Жильцов всего шесть. На момент нашего приезда – четверо мёртвых в комнатах. Одна женщина, Ольга Дмитриевна, которую подозреваемый ударил на входе, уже в районной больнице. Шестой – тот самый подозреваемый, Виктор Петрович, – в своей комнате. Участковый сказал: «Сам позвонил на 02. Сидит спокойно. Нож выдал». Нож – складной, клинок около двенадцати сантиметров, без украшений – выдал сам. Участковый прибыл первым, изъял у него нож и посадил ждать, а сам стал охранять его и место совершения преступления. Тот сидел спокойно. Не пытался бежать, не пытался оправдываться.

Зашли к нему. Невысокий, сухонький, но в нём чувствовалась какая‑то жилистая крепость. Глаза ясные. Трезвый. Руки лежат на коленях. Говорит тихо, без суеты:

– Да, я вызвал. Четверо в комнатах. Ещё одну ударил у крыльца. Жива или нет не знаю, не смотрел.

– Нож? – спросил Дима.

– Участковому отдал. Складной. Ношу всегда.

– Понятно, – кивнул Дима. – Работаем.

3

Семёныч разложил свой маленький саквояж, достал оттуда латексные перчатки и, натягивая их, промурлыкал себе под нос:

– В животике забудут вату, или привьют вам гепатит, и лишь патологоанатом уже ничем не навредит.

Юмор у него был чёрный, как у всех, кто много лет смотрит на смерть. Но не злой.

– Ну‑с, приступим.

Мы опечатали вход, раскидали роли. Работы предстояло много, работы тяжёлой и требующей скрупулёзности. Начали в восемь, когда закончим – неизвестно. Я с Семёнычем занялся осмотрами. Димка – допросами свидетелей, которых ему таскали опера. Подозреваемого оставили на потом.

4

Комната №1. Дверь открыта. На койке, в тельняшке, сидит невысокий мужик. На тумбочке гранёный стакан, в стакане – маленький кипятильник. Видно, что только присел – ноги в тапочках, пятки чёрные от пыли. Один укол в область сердца. Следов борьбы нет.