Все жанры Все авторы
Город, написанный по памяти - Елена Чижова

Город, написанный по памяти

Страниц

175

Год

2019

Елена Чижова – талантливый петербургский прозаик, чье искусство переплетено с историей родного города. Автор нескольких уникальных романов, среди которых наиболее известны и признаны литературной критикой "Время женщин" (уже получивший престижную премию "Русский Букер"), "Орест и сын", "Терракотовая старуха" и "Китаист". Каждый из этих произведений проникнут отсылками к Петербургу - "самому прекрасному, таинственному, мистическому городу России".

Однако "Город, написанный по памяти" - это роман-расследование, где Петербург становится не только фоном для событий, но и превращается в сам город памяти. Через крупицы и фрагменты истории своей семьи, Елена Чижова восстанавливает многогранный рассказ о ХХ веке. Графская горничная, печной мастер, блестящая портниха, солдат, главный инженер, владелица мануфактуры и девчонка-полукровка - эти четыре поколения становятся хранителями памяти о судьбах ленинградцев, выпавших на долю трагических событий этого столетия: Гражданская война, репрессии 1930-х годов, блокада, эвакуация и тяжелое послевоенное время.

Елена Чижова - писатель, чье перо проницательно и мастерски пишет о прошлом, чье внимание к деталям и стремление к истине делают ее произведения уникальными и запоминающимися. В ее работы вкладывается страсть и тщательное исследование, чтобы каждая страница ожила в воображении читателя, погрузив его в атмосферу старого Петербурга и положившихся на его судьбу исторических событий. Таким образом, она вносит свой вклад в сохранение и передачу памяти о многих жизнях, которые прошли через Культурную столицу России.

Читать бесплатно онлайн Город, написанный по памяти - Елена Чижова

Я начинаю задолго до себя, поскольку никто не смеет описывать свою жизнь, если он не обладает достаточным терпением, чтобы перед тем, как наметить вехи собственного бытия, не упомянуть, на худой конец, хоть половину своих дедов и бабок.

Гюнтер Грасс. «Жестяной барабан»

С истиной спорить можно. С памятью – нет.

Из фрагментов рукописи, не вошедших в основной текст

Раньше я знала, она бывает. В сказке – про царевну, про мальчика-с-пальчика, в яйце, в ларце, в сундуке, под златом, над которым кощейбессмертный чахнет. Или в слове, если скажут: умер, и лицо говорящего затуманится как зеркало, когда на него надышишь.

Однажды, проснувшись среди ночи, я осознала: она есть.

Там, за ширмой, отгораживающей мою кровать от комнаты.

Она – ничто. Не похожа ни на что, у нее ни знака ни образа, ни рук ни ног, ни глаз, которыми она на меня смотрит, ни ушей, которыми она слышит.

Но она стоит.

Замерев – на кончике иглы, в яйце немого безъязыкого страха, – я ждала: сейчас она сдвинет створку, и теплая темнота моей жизни обернется кромешной тьмой.

Я и теперь не знаю, что заставило ее дрогнуть, но она дрогнула, замутнилась, точно хрусталик под старческой катарактой, напоследок дав мне понять: ужас не в том, что я исчезну, а в том, что растворюсь. Позабуду себя, родителей, бабушку…


Так осознавал смерть древний человек – душа без остатка растворяется в тотеме, совокупной душе его рода-племени. Много лет спустя я прочту об этом в книге, обнаруженной в чьей-то домашней библиотеке. Но той ночью – вглядываясь во тьму широко открытыми, остановившимися глазами, – я задумала ее посрамить.

С этих пор – со страстью, с какой средневековые скупцы копили свои динарии, гроши и талеры, – я собирала слитки памяти, стараясь запомнить все, что видела и слышала. То, что, в отличие от звонких монет, они не имеют свободного хождения, меня нисколько не смущало. Я и не собиралась пускать их в оборот. Мне хватало и моих сундуков, чтобы, время от времени запуская в них пальцы, убеждаться: они, мои слитки, здесь.

Пройдет немало лет прежде чем, решившись их отчеканить, я пойму, что наряду с благородным металлом в них присутствует неустранимая примесь моей и чужой беспамятности, опасливой недоговоренности, а то и преднамеренной, хотя и объяснимой, лжи.

Пойму, но не смирюсь.

Смерть – беспамятство. Чем глубже становится моя память, тем мутнее я вижу смерть. Похоже, я имею дело с ее заместителями. Порой она видится мне долгожданным отдыхом. Иногда – сном. Временами во мне крепнет надежда на посмертную встречу с теми, кто ушел прежде меня…

Но все эти взрослые соображения меркнут перед лицом настоящей смерти, чью близость я однажды пережила.

Смерть, где твое жало?

Год за годом задаваясь этим неотвратимо-мучительным вопросом, я оглядывалась по сторонам, пока не догадалась: оно здесь – в моей бедной, в моей загубленной стране.

В моем прекрасном, в моем несчастном городе. В моей семье.

Так сложилось ходом истории – общей, семейной, личной.

За этим триединством мерещится отсылка к трем аристотелевым правилам. В сущности, мнимая. Из трех классических единств на долю моего города осталось два: места и действия – эта трагическая пьеса имеет один главный сюжет. Что касается времени, его течение столько раз нарушалось, что ни о каком единстве и говорить не приходится.

Вам может понравиться: