Все жанры Все авторы
Надписи - Иван Бунин

Надписи

Страниц

10

Год

—

Восхитительный вечер окружал нас, и мы вновь наслаждались пребыванием под уютным греческим куполом на беседке, расположенной на краю обрыва. Оттуда открывался великолепный вид на долину, бесконечные просторы Рейна, а также невероятные голубые просторы расстилающиеся на юге, в то время как низкое солнце плавно садилось на западном горизонте. Внезапно, наша очаровательная спутница достала лорнет и, прикладывая его к глазам, пристально рассматривала изящные колонны нашей беседки, которые неизбежно стали хранителями надписей множества туристов. Вдруг, она произнесла слова, сопровождаемые ее обычным медлительно-презрительным тоном...

Добавленная мной информация:
Облака мирно плывли по небу, создавая ощущение безмятежности и спокойствия. Легкий ветерок играл с волосами и создавал нежные шепоты среди зеленых листьев деревьев. Пена на далеком берегу Рейна казалась белоснежными облаками и казалось, что время остановилось в этом волшебном месте. Магия окружающей природы переполняла нас и наполняла сердца радостью и восхищением. При пристальном взгляде на колонны, некогда величественные, но теперь покрытые замысловатыми надписями путешественников, ощущалось как будто они рассказывают свои истории и переживания каждому, кто к ним прикасается. Мы наслаждались каждым моментом, помня что это неповторимое путешествие и неповторимые впечатления, которые запомнятся нам на всю жизнь.

Читать бесплатно онлайн Надписи - Иван Бунин

Вечер был прекрасный, и мы опять сидели под греческим куполом беседки над обрывом, глядя на долину, на Рейн, на голубые дали к югу и низкое солнце на западе. Наша дама поднесла лорнет к глазам, посмотрела на колонны беседки – они, конечно, сверху донизу покрыты надписями туристов – и сказала своим обычным медлительно-презрительным тоном:

– Чувствительный немец свято чтит эти узаконенные путеводителями «места с прекрасным видом», schone Aussicht. И считает непременным долгом расписаться: был и любовался Фриц такой-то.

Старичок-сенатор тотчас же возразил:

– Но позвольте скромно заметить, что тут есть фамилии и французские, английские, и русские, и всякие иные прочие.

– Все равно, – сказала дама. – «Сию станцию проезжал Иванов седьмой». И совершенно справедливая резолюция следующего проезжего: «Хоть ты и седьмой, а дурак»!

Все мы засмеялись, и, вспоминая некоторые крымские и кавказские места, особенно излюбленные расписывающимися Ивановыми, все более или менее блеснули остроумием над путешествующим обывателем, а старичок пожал плечом и сказал:

– А я думаю, господа, что ваше остроумие над пошлостью этого обывателя гораздо пошлее, не говоря уже о вашем бессердечии и – о лицемерии, ибо кто же из вас тоже не расписывался в том или другом месте и в той или иной форме? Расписывается (и будет расписываться во веки веков) вовсе не один Фриц или Иванов. Все человечество страдает этой слабостью. Вся земля покрыта нашими подписями, надписями и записями. Что такое литература, история? Вы думаете, что Гомером, Толстым, Нестором руководили не те же самые побуждения, что и седьмым Ивановым? Те же самые, уверяю вас.

– Ох, сколь вы привержены к парадоксам, вате высокопревосходительство, – сказала дама.

Но старичок продолжал:

– Говорят, что человек есть говорящее животное. Нет, вернее, человек есть животное пишущее. И количеству и разнообразию человеческих надписей – если уж говорить только о надписях – положительно нет числа. Одни вырезаны, выбиты, другие начертаны, нарисованы. Одни собственной рукой, другие рукой наследников, внуков, правнуков. Одни вчера, другие десять, сто лет тому назад или же века, тысячелетия. Они то длинны, то кратки, то горды, то скромны, даже чрезмерно скромны, то пышны, то просты, то загадочны, то как нельзя более точны, то без всяких дат, то с датами, говорящими не только о месяце и о годе того или иного события, но даже о числе, о часе; они то пошлы, то изумительны по силе, глубине, поэзии, выраженной иногда в какой-нибудь одной строке, которая во сто раз ценнее многих и многих так называемых великих произведений словесности. В конце же концов все эти несметные и столь друг на друга непохожие человеческие следы производят разительно одинаковое впечатление. Так что, если уж смеяться, то следует смеяться надо всеми. В Риме в таверне написано: «Здесь ели и пили в прошлом столетии писатель Гоголь и художник Иванов», – далеко не седьмой, как изволите знать. А не сохранилось ли надписи на подоконнике в Миргороде о том, что в позапрошлом столетии некто кушал однажды с отменным удовольствием дыню? Весьма возможно. И, по-моему, между этими двумя надписями нет ровно никакой разницы…

Вам может понравиться: