Меня просто нет

(мистический детектив с элементами мелодрамы или, наоборот, мелодраматические сценки из школьной жизни с элементами мистического детектива, по сути и форме – типичный радиоспектакль)

Начальник городского отдела милиции небольшого районного города сидел и мрачно читал анонимку. Точнее, анонимки. Ибо было этих гадостей ровно четыре штуки. Разными почерками, разным, в общем-то, текстом следовала весьма тяжёлая статья. Суть претензий «доброжелателей» сводилась к следующему: в одной достаточно элитной школе, правда, в весьма в непростом районе, пара молодых учительниц втрескались в десятиклассника – на новогодний вечер, как девочки вешались на него и куда-то исчезали, и на уроки приходят «серые мышки» раскрашенные и вызывающе одетые, парень совсем не учится, пока весь класс гоняет литераторша по учебнику, он сидит и выбирает ей отдельно материал из горы журналов и т.д и т. п. И под видом олимпиады она оставляет его после уроков и чем они занимаются – неизвестно. Далее шел неприкрытый намёк на развратные действия. Обратить внимание, пресечь, и т.д и т. п.

Немного подумав, начальник вызвал к себе старейшего эксперта. Тот уже был на пенсии, но продолжал ходить на службу, щедро делился знаниями с молодыми, жил профессией.

Хотя ничего серьёзного с точки зрения криминала в городе не происходило, но по мелочи работы хватало.

– Михалыч, нужна твоя помощь. Ты пока эту дрянь почитай, а я тебе скажу, что больно дело деликатное и раскрутить его надо по-тихому. Мне в преддверии съезда партии, и, тем более, во исполнении его решений, такая статистика совсем не нужна. Резонанс будет большой. А город у нас маленький, слухи поползут – не отмажешься. Можно жизни людям перекалечить зазря. И нас по головке не погладят – не доглядели, мол. Доглядишь тут.. В общем, мы сейчас с тобой не спеша коньячку с кофе попьём и ты мне свои соображения высказай, не торопись. Я знаю, что ты графологией занимался. Да, знаю я, что наука её наукой не считает, но использовалась она в органах ещё со времен ГПУ, покойных Барчено и Бокия, а уж потом в НКВД. Негласно мы всё всегда использовали. Прикинь, не спеша, что можно.

– Я ещё вот чего боюсь: как бы копии этих записок не оказались в гороно, а ещё хуже в горкоме…

– Да ты на даты посмотри, Иван Александрович!

– Да… даты… Горкомовские давно бы зашевелились, а вот гороно?

– Чёрт их знает, но сдаётся мне, что навряд ли они что-то знают.

– Дай бог. Дай бог…

– Ну, а ты-то, Михалыч, что можешь сказать?

– Что сказать? Вот ету цидульку писала девочка, что называется, правдолюбец. Видимо, что-то пыталась рассказать, достучаться. А её не послушали всерьез. Сейчас она сама не рада тому, что учудила и больше всего на свете боится, что дело примет оборот. Лежит, дрожит, как бы чего не вышло. Тут бояться нечего, была бы одна – под сукно её и конец.

– А вот эти три мне совсем не нравятся. Во-первых, с точностью процентов семьдесят (я все-таки страхуюсь) одну явно писал юноша. А, во-вторых, это очень похоже на сговор. Чем же этот парень им всем насолил так, что дошли до явного поклёпа?

– Думаешь, поклёп?

– Да процентов на девяносто пять. Но я бы как-нибудь проверил. Дыма-то без огня не бывает.