ГОНЕЦ
Чувство правды и справедливости
в стихотворениях Николая Беседина
Я пойду за порог в звездопад
И увижу, как выплачет небо
На дождями омытый закат
Сладкий запах крестьянского хлеба.
Как на реках и в росной траве
Отразится живыми огнями
То, что мы, сознавая вполне,
Разрушаем своими руками.
Николай БЕСЕДИН
Над нами – сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего Лица.
Александр БЛОК
Сегодняшний день предъявляет поэзии требования, о которых вчера и помыслить было невозможно. Новые заботы с неизбежностью пронизывают ткань стиха – пусть это будет поэт зрелый или молодой, наследующий творческие достижения советской эпохи или обраща-ющий взгляд в модернистское начало XX века. Власть и народ, нравственный закон и вседозволенность, равно-душие к прошлому и тлетворное настоящее, природа, со-творенная Богом, и цивилизация, выкованная человече-скими руками, – и еще множество уточнений, которые упомянутые противостояния переводят в режим почти кровавой борьбы. Только кровь эта не льется наглядно, но постепенно исчезает из жил русского человека, унося с собой жажду жизни и продолжения рода своего.
На фоне разных поколений, вошедших в литературный процесс в последние десятилетия, стоит обратить взгляд на феномен, которому нет аналога в отечествен-ной поэзии. Кумиры Серебряного века, оказавшись в стане советской словесности, с годами, за редким исклю-чением, наглядно утрачивали как прежние формальные и интонационные наработки, так и способность к художе-ственному прозрению. Напротив, на рубеже XX—XXI столетий поэты минувшей, социалистической эпохи удиви-тельным образом смогли преобразовать классическую прозрачность строк, столь поощрявшуюся критикой и цензурой в годы их молодости, – в ясный философско-лирический слог, отчетливо отражающий и уродливую реальность, и страдания русской души. Теряющая свою опору как в природе, так и в житейском укладе, из которого насильственно «вынута» категория справедливости, эта душа сегодня находится в духовных сумерках. Из них есть только два выхода: во тьму, накрывшую западный мир, или в светлый окоем, до времени свернутый, будто в коконе, в понятии «Святая Русь».
Изображая действительность, до предела искаженную отсутствием повседневной нравственности и духовного закона, эти поэты, наследники советской литературы, с поразительной ясностью сводят в одном ли-рическом высказывании прежнее и нынешнее, должное и неподобающее, красоту, еще не ушедшую из нашей жизни окончательно, – с «мусорным ветром» современной цивилизации. В этом контексте поэзия Николая Беседина отличается замечательной искренностью и представляет собой русский голос, сохраненный в стесненном состоянии в советские годы и свободно льющийся в наше время, уже почти лишенное идеалов, однако не способ-ное заглушить ни благородную ярость сердца, ни память о Большой эпохе.
У Беседина есть одна поразительная по точности строка, определяющая, кажется, едва ли не всякий шаг России на ее историческом пути. Беспредельный порыв и житейская разбросанность, сокровенный источник высоты и тяжкая доля страдалицы – эти приметы сконцен-трированы в «крестьянском облике» родной земли и сжа-ты до словесной формулы: «Столько не сжала, сколько посеяла…»
Внимательный глаз и традиция русской пейзажной лирики, когда движения и предметы отчетливо видны, а сам автор незримо присутствует в картине, – одно из важнейших свойств поэтики Беседина. Берущее начало в давних акмеистических установках, такое творческое правило – разумеется, в самом общем виде – было чрезвычайно распространенным в советской литературе. Конечно, каждый автор претворял подобные качества стиха в узнаваемые читателем образы по-своему, однако именно эта художественная тенденция позволяет определить поэзию советских лет как прямую наследницу «золотого века» русской поэзии. Одним из первых об этом упомянул Борис Сиротин, говоря о творчестве Ярослава Смелякова.
