Штосс / Отец

Автор

Михаил Юрьевич Лермонтов Павел Юрьевич Беляев

Страниц

Год

—

Мир иногда оказывается гораздо загадочнее и непредсказуемее, чем можно было бы предположить. Этого знали не только великие классики, но и современные люди. В мире существует множество мистических тайн, которыми обладал известный писатель Михаил Юрьевич Лермонтов, и которыми владеет современный автор Павел Беляев. Они раскрываются на страницах книг, словно вышедших из страшного кошмара человека, находящегося на грани реальности и мечтаний.

Одной из таких загадочных историй является повесть "Штосс". Она рассказывает о приключениях аристократа Лугина, который поддался английскому сплину и начал терять рассудок от непереносимой тоски. В его голове зазвучал загадочный голос, и, под его влиянием, Лугин находит и переезжает в квартиру бывшего штатского советника Штосса. Здесь он проводит ночи, играя в карты с бывшим владельцем комнаты - человеком, который порой покидал свой собственный портрет.

"Отец" - это история, рассказанная нам современником. В центре сюжета оказывается семья, которая оказалась в лесу поздним вечером с поломанным колесом своей кареты. Они вынуждены искать убежище от опасностей, скрывающихся в темноте, на случайном постоялом дворе. Но они не находят там покоя и спасения от ночных кошмаров, а сталкиваются с ужасным и кровавым кошмаром, который превращается в явь перед их глазами.

Таким образом, в этих произведениях мы видим, что реальность может быть гораздо сложнее и непредсказуемее, чем мы можем представить себе. Они погружают нас в мир мистики и загадок, заставляя задуматься над границами бытия и небытия, реальности и фантазии.

Читать бесплатно онлайн Штосс / Отец - Михаил Юрьевич Лермонтов, Павел Юрьевич Беляев

Михаил Юрьевич Лермонтов

Штосс

У графа В… был музыкальный вечер. Первые артисты столицы платили своим искусством за честь аристократического приема; в числе гостей мелькало несколько литераторов и ученых; две или три модные красавицы; несколько барышень и старушек и один гвардейский офицер. Около десятка доморощенных львов красовалось в дверях второй гостиной и у камина; все шло своим чередом; было ни скучно, ни весело.

В ту самую минуту как новоприезжая певица подходила к роялю и развертывала ноты… одна молодая женщина зевнула, встала и вышла в соседнюю комнату, на это время опустевшую, На ней было черное платье, кажется по случаю придворного траура. На плече, пришпиленный к голубому банту, сверкал бриллиантовый вензель; она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее еще молодое, правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли.

– Здравствуйте, мсье Лугин, – сказала Минская кому-то, – я устала… скажите что-нибудь! – и она опустилась в широкое пате возле камина; тот, к кому она обращалась, сел против нее и ничего не отвечал. В комнате их было только двое, и холодное молчание Лугина показывало ясно, что он не принадлежал к числу ее обожателей.

– Скучно, – сказала Минская и снова зевнула, – вы видите, я с вами не церемонюсь! – прибавила она.

– И у меня сплин! – отвечал Лугин.

– Вам опять хочется в Италию? – сказала она после некоторого молчания. – Не правда ли?

Лугин в свою очередь не слыхал вопроса; он продолжал, положив ногу на ногу и уставя глаза безотчетливо на беломраморные плечи своей собеседницы:

– Вообразите, какое со мной несчастие: что может быть хуже для человека, который, как я, посвятил себя живописи! – вот уже две недели, как все люди мне кажутся желтыми, – и одни только люди! добро бы все предметы; тогда была бы гармония в общем колорите; я бы думал, что гуляю в галерее испанской школы. Так нет! все остальное как и прежде; одни лица изменились; мне иногда кажется, что у людей вместо голов лимоны.

Минская улыбнулась.

– Призовите доктора, – сказала она.

– Доктора не помогут – это сплин!

– Влюбитесь! (Во взгляде, который сопровождал это слово, выражалось что-то похожее на следующее: «Мне бы хотелось его немножко помучить!»)

– В кого?

– Хоть в меня!

– Нет! вам даже кокетничать со мною было бы скучно, – и потом, скажу вам откровенно, ни одна женщина не может меня любить.

– А эта, как бишь ее, итальянская графиня, которая последовала за вами из Неаполя в Милан?..

– Вот видите, – отвечал задумчиво Лугин, – я сужу других по себе и в этом отношении, уверен, не ошибаюсь. Мне точно случалось возбуждать в иных женщинах все признаки страсти, но так как я очень знаю, что в этом обязан только искусству и привычке кстати трогать некоторые струны человеческого сердца, то и не радуюсь своему счастию; я себя спрашивал, могу ли я влюбиться в дурную? – вышло нет; я дурен – и следственно, женщина меня любить не может, это ясно; артистическое чувство развито в женщинах сильнее, чем в нас, они чаще и долее нас покорны первому впечатлению; если я умел подогреть в некоторых то, что называют капризом, то это стоило мне неимоверных трудов и жертв, но так как я знал поддельность чувства, внушенного мною, и благодарил за него только себя, то и сам не мог забыться до полной, безотчетной любви; к моей страсти примешивалось всегда немного злости; все это грустно – а правда!..

Продолжить чтение

Вам может понравиться: