Отголоски прошлого

2013 год, Нью-Йорк, Манхеттен, муниципальный госпиталь

Первым, что почувствовал 78-летний Симон Зельтен, придя в себя, было сильнейшее жжение в груди. Боль показалась настолько сильной, что ему захотелось застонать, но на это не было сил. Старик подумал, что вот он и попал в ад. Пролежав так несколько секунд, он начал различать свет сквозь закрытые веки и услышал какой-то шум. Зельтен невольно напряг слух, и шум стал постепенно превращаться в членораздельные звуки. Сначала он распознал монотонные сигналы аппаратуры, а потом голоса медсестер, обсуждавших его сердцебиение.

Симон Зельтен с трудом открыл глаза и увидел лицо медсестры. Она улыбнулась и спросила:

– Как Вы себя чувствуете?

– Болит в груди, – с трудом произнес он и попытался откашляться, но боль заставила прекратить эти попытки.

– Сейчас я увеличу дозу морфина, и Вам полегчает, – ответила медсестра.

– Я уже думал, что это конец, – с трудом сказал старик и попытался изобразить что-то похожее на улыбку.

– Все так думали, – ответила медсестра, – но доктор Миндельхайм не дал вам умереть.

Она улыбнулась и добавила:

– У него золотые руки, четыре часа над Вами колдовал. Благодаря ему Ваш третий инфаркт не стал последним.

У Зельтена на несколько секунд все поплыло перед глазами, а потом он услышал, как в бешенном темпе запищали датчики сердечного ритма.

– Я сейчас позову доктора! – испуганно воскликнула медсестра.

– Не надо, – ответил Зельтен, пытаясь совладать с собой, – все в порядке.

Он посмотрел на медсестру и твердостью взгляда попытался ее убедить, что с ним действительно все нормально.

– Ну, хорошо, ответила она, – Вам надо отдыхать. Если я Вам понадоблюсь, жмите на кнопку, – она показала на небольшую красную кнопку на аппарате рядом с койкой, – Немного позже Вас осмотрит врач.

– Доктор… Миндельхайм? – спросил Зельтен.

– Возможно, – ответила медсестра, – Если будет свободен.

Медсестра вышла, Симон Зельтен проводил ее взглядом, пытаясь понять, действительно ли он услышал то, что услышал, или это какой-то сюрреалистический сон. Перед его внутренним взором возникла картина, которую он много десятилетий пытался забыть: бесстрастное лицо штандартенфюрера Герберта Миндельхайма, отдающего приказ о массовом «переселении» жителей их еврейского квартала на окраине Берлина в 1940-м.

«Нет, нет, это распространенная фамилия», – попытался успокоить себя Зельтен, но и сам не особо поверил своим мыслям.

Выходя, медсестра выключила свет в палате, и комната погрузилась в легкий полумрак. Полной темноты быть не могло из-за того, что за стеклянной стеной палаты находился хорошо освещенный коридор. Зельтен мог наблюдать за снующими туда-сюда медработниками, но ему было не до них.

Воздух стал пахнуть по-другому. Стерильно-медикаментозный запах нью-йоркской больницы сменился своеобразной смесью запахов дождя, пороха и не очень чистых человеческих тел. Этот запах стал постоянным спутником жителей Берлина с 1939 года. В нем стояла смерть. Маленький Симон из еврейского гетто это хорошо чувствовал. Чувствовали и его родители, и старшие сестры, и брат.

Обитатели их квартала продолжали жить привычной жизнью, пытаясь внушить себе, что ничего не изменилось, жизнь такая же, как и раньше. Но подавленность и страх стали их постоянными спутниками. Сначала местных евреев обязали носить на груди шестиконечные звезды, а потом запретили покидать резервацию. Все чувствовали, что кольцо сжимается, но боялись об этом говорить вслух, не желая смотреть в глаза ужасной правде.