Цветы в пустыне

Небо, синее и бездонное, приковывало взгляд – не оторваться. Таким оно бывает только осенью. Словно по мановению палочки невидимого волшебника августовский свод, похожий на застиранную, выгоревшую тряпку сменяется полотном синего шëлка. Вот уже минут двадцать я наблюдал за неспешным движением величавых облаков, даже шея заболела.

А мир вокруг жил, пульсировал, суетно стремился куда-то, не замечая этой красоты и благолепия. Внезапно в меня врезалась девушка, сосредоточено уставившаяся в экран своего мобильного. На моих глазах происходила чудесная метаморфоза: рассеянный взгляд, напряжённое выражение лица сменились смущением, а потом и робкой улыбкой. Близорукие глаза чуть прищурились, фокусируясь на моём лице. Окружëнная чёрной опушкой ресниц, травянисто-зелёная радужка полыхнула ведьминым огнём.

– Извините, я вас не заметила, – она кивнула на телефон, демонстрируя его мне будто сказочный Грааль.

– Вы лучше посмотрите, какое небо! – не к месту ляпнул я и брезгливо покосился на мобильный.

Милая собеседница на пару секунд зависла, взвешивая мои слова. Неестественная зелень глаз приглушилась лёгкой синевой, когда она наконец-то подняла взгляд.

С этого дня она стала моей Маргаритой, а я – её Мастером. Никогда я не писал с таким неистовым вдохновением, взахлёб, еле успевая выплëскивать переполнявшие слова на бумагу. А она засушивала разноцветные листья меж свеженапечатанных страниц. Наша осень была тёплой, шуршащей, с запахом прелой листвы и типографской краски. Казалось, весь мир сузился до стен моей квартирки и лавочек парка.

Вместе с первым снегом случился и первый скандал. За окном было белым-бело, а у нас бушевали страсти, окрашенные краснотой бешенства и чернотой обиды. Естественно, причиной стал её ненаглядный телефон. Порой мне казалось, что гаджет – продолжение моей возлюбленной либо паразит, подчинивший её волю. Он требовал её внимания ежесекундно, не замолкая даже ночью. Сколько раз я просил её отключать звуковой сигнал, но вибрация была ещё неприятней – будто кто-то запустил маленькую бормашину.

– Юля, я скоро забуду, какого цвета у тебя глаза!

Она лишь раздражённо передёргивает плечами, делает глоток кофе. Тишина такая, хоть ножом режь.

– Ты не хочешь на меня смотреть, не хочешь разговаривать. Так чего же ты хочешь? – продолжаю вроде терпеливо, но к концу фразы повышаю голос.

– Я хочу, чтобы ты не тараканил мне мозг. Неужели не видно, что я спокойно пью кофе и пытаюсь расслабиться после дурдома на работе. Я за день уже успела насмотреться и наговориться с покупателями.

– Значит, на них у тебя силы есть, а на меня – твоего мужчину – нет?

– Покупатели мне платят деньги! – фраза повисает в крохотном пространстве неказистой кухни, делая, её ещё более убогой.

"Ты могла бы сказать, что это – твоя работа, но предпочла фразу про деньги" – чувствую, как по венам разливается едкая кислота ненависти. Правда колет глаза…

Что я мог дать своей Маргарите? В отличии от своего прототипа, моя возлюбленная оказалась не столь безразлична к материальным ценностям. Квартира в хрущёвке с окнами во двор, старенькая, но любимая мной девятка и скромная зарплата редактора. Хотя она предпочитала заявлять всем и каждому, что я – писатель.

До сих пор с содроганием вспоминаю знакомство с её друзьями: молодые, яркие, раскрепощëнные. Они больше походили на современных авторов, нежели я.