Борис

День первый

На опушке, во дворе деревянного особняка, затерявшегося в гибких ветвях берез, колыхаемых августовским южным ветром, на плетеных ротанговых креслах попивает обеденный чай троица. Разговор неспешен, даже несмотря на злободневность темы, и лишь по нетерпеливым жестам и взглядам, бросаемым в сторону извилистой тропки, заметно, – они кого-то ждут. Троица эта, представляет собой собрание мировых светил на отдыхе.

Марк – хозяин дачи, коему она досталась в наследство от покойного отца, в пижаме, не снятой по рассеянности еще с ночи и потирающий то и дело седой череп закусанный комарами. Он полнотелый, гладкий и покатый, с глазами, напрочь лишенными интеллекта. Блаженный полоумный, но это лишь на первый взгляд. На деле, умнейший человек в своей области конечно, а область эта, на минуту, квантовая физика и механика. Марк залез в науку с головой, и не отвлекаясь больше ни на какие другие дела, так там и остался, за что втихаря его звали задолбаем и аутистом, на что он опять же не обращал никакого внимания. Вот такой он, чокнутый профессор, живущий с мамой и не умеющий сам себя обслужить. Наука, и все, за ней ничего. Но есть только одно желание кроме работы. Внушил он себе, что желает прославиться, по невнятному завету отца, мечтающего о том же, или еще по какой причине, но что есть, то есть.

Второй, – сорокапятилетний Андрей Хворостинский, не в пример погодку Марку, аккуратно выправленный, с постриженной черной бородкой, в «воротничке» и полосатом шерстяном жилете несмотря на жару, только потому, что так красивей и совсем по-английски. С оттопыренным от чашки мизинцем и ироничной улыбкой, впрочем, самонадеянной до безобразия, да и весь он самонадеянный, отглаженный и начищенный как и его идеально белые зубы, выступающие вперед немного, но придающие озорства и моложавости. Он единственный из компании женат, на своей ассистентке, такой же отутюженной и лакированной Белле, двадцатью годами моложе. Строгой и высокомерной, и кажущейся старше, поскольку никому еще не прибавлял юности престарелый муж, а наоборот, да и холод ее серых глаз, пучок из льняных волос и сжатые в полоску губы, будто кричат, что женщина она неприступная, правильная и успешная, недаром жена зав. кафедрой института естественных наук.

Третий присутствующий, – никогда не довольный собой, своей внешностью и состоянием, но упорно не желающий трудиться во имя исправления недостатков, зато гораздо моложе остальных. Несуразный, с тонкими пегими волосами по плечи, пегим сосредоточенным лицом и нервными движениями. Беспристанно поправляющий очки, субтильный, мелкий, лопочащий и заискивающе смеющийся невпопад – Килька. Так прозвал его Хворостинский, после заявления, что на зарплату научного сотрудника, из мясного меню можно полакомиться лишь килькой, да и то не чаще раза в неделю. Этим высказыванием, парень заслужил себе прибавку к жалованию в виде особой стипендии – для особо одаренных и особо перспективных умов, а в придачу к стипендии – прозвище, и так крепко оно зацепилось, что через пару дней, мир напрочь забыл его настоящее имя. Да и нам, до поры, его знать не обязательно.

–Где же Белла? Сколько можно ждать? – нетерпеливо восклицает Килька, закатывая вверх близорукие глаза. За его взглядом тут же устремляются остальные. Хрупкие березовые листочки цвета лайма, а через них, голубое небо и лучи солнца в зените. Беллы там нет. Андрей улыбается лучезарно, на вид спокоен, но в зрачках – огонь.