Крах всего святого

Почему ты горько плачешь?

Отчего опять не спишь?

В злобный мир пришел ты мальчик,

В годы грусти, мой малыш.

Засыпай же на коленях

Материнских, крепко спи.

Этот мир мы не изменим,

Здесь рабы и я, и ты.

Я рукой тебя укрою,

Стану я твоим щитом,

Раны я слезой умою,

Забывайся крепким сном.

Фриданская колыбельная

Весна 778 г., монастырь имени Амарэйнт Молчащей

Этьен прилежно таращился в лежащую перед ним толстую книгу, хотя за окном стоял уже довольно поздний час и он, как и другие послушники, давным-давно вернулся с последней службы Манессе. Мальчик широко зевнул и потер ноющие глаза. Огарок свечи едва ли разгонял мрак; хороводы выцветших букв сливались в одно целое, но делать нечего – если он не прочтет до завтра хотя бы треть, то ему не избежать нагоняя, а то и палки. Этьен поморщился и потер узкое как у птенца запястье, покрытое несколькими расплывшимися синяками.

Вдруг за его спиной хлопнула дверь – Этьен оглянулся и увидел приора Иоанна. Обычно аккуратный, не терпящий ни единой складки, ни на себе, ни на других сейчас он выглядел так, будто одевался в дикой спешке: вместо привычного белоснежного одеяния на нем была лишь выцветшая камиза с несколькими заплатками да брэ.

– Собирайся Этьен, – произнес Иоанн, протискиваясь в комнатку. – Ты уезжаешь.

– Что? Я? Но куда…

– Нет времени объяснять. Я помогу уложить твои вещи.

Этьен не стал спорить и послушно захлопнул книгу. На то чтобы собраться в дорогу не ушло много времени – все его нехитрое имущество составляло пара рубах, запасные штаны да молитвенный томик, доставшийся ему от покойной матушки. Несмотря на то, что Этьен торопился как мог, приор то и дело подгонял мальчика, беспрестанно опасливо озираясь на дверь, точно он помогал совершать какое-то дурное дело и ждал, что его вот-вот застукают.

Наконец они покинули келью, и вышли в длинный узкий коридор, где располагались кельи других сирот, живущих при монастыре. Большинство из них уже видело третий сон, но из-под нескольких дверей выбивался тусклый свет. Видимо кто-то тоже готовился к завтрашнему занятию. Вспомнив о недочитанном талмуде, беспокойство Этьена от нежданного отъезда сменилось облегчением – во всяком случае, завтра ему не придется терпеть очередную трепку.

К удивлению Этьена вместо главного входа Иоанн повел его к тому, что выходил на хозяйственный двор с голубятнями и амбарами. Выйдя в ночь, мальчик сразу же увидел нескольких вооруженных всадников, кутающихся в длинные плащи, что прятали свои лица под глубокими капюшонами. Увидав Ионна и Этьена, один из незнакомцев спрыгнул на землю и не спеша направился прямо к ним – высокий и широкоплечий он возвышался над юнцом чуть ли не вдвое, да и приор макушкой едва бы достал мужчине до подбородка. Подойдя почти вплотную к Этьену, чужак присел на корточки, дабы быть с ним вровень и некоторое время просто молча оглядывал мальчика. Признаться, тому уже стало не по себе, как мужчина снял глубокий капюшон – и к удивлению Этьена, лицо незнакомца закрывала черная бархатная маска, сквозь которую были видны лишь глаза; серые, почти темные они, тем не менее, сияли дружественной теплотой, будто бы он встретил давнего друга.

– Ну, здравствуй, Этьен, – говорил он тихо, но голос его сильный и глубокий даже так пробирал до костей.