Она села рядом на скамью, вытянула ноги и тут же заговорила:
– Зря ты их прикармливаешь. Если бездомных собак в парке станет много, то их будут отстреливать.
– Угу, тебя забыл спросить.
Я раздраженно повел плечами, бросил остатки хлеба облезлому кобелю и растянулся поудобнее, чтобы смотреть теперь в небо. Но все же скосил взгляд на наглую девицу, которая разместилась рядом вместе со своим назидательным тоном. Странная какая-то: на худющих ногах кожаные ботинки, розовые носки торчат до середины щиколоток, ситцевое широкое платье, а поверх накинута короткая джинсовая куртка. Рыжие, длинные, немного спутанные волосы прикрывают конопатую щеку. Лет восемнадцать, не меньше, хотя одевается как школьница с бунтарскими замашками. И голосок спокойный, но уверенный:
– Я серьезно. Знаю, что люди так поступают от доброты, но не всегда добро оборачивается именно добром. Муниципалитету достаточно нескольких жалоб, чтобы сюда вызвали соответствующую службу. А ты сидишь и прикармливаешь. Я веду к тому, что наши поступки не бывают хорошими или плохими, ведь мы не знаем о последствиях. И само намерение никакой роли в этом не играет. Вокруг творится какой-то хаос, ты одинаково бесполезен любым действием или бездействием.
Чего она прикопалась? Бродячих собак уже лет десять никто не отстреливает, их отлавливают и увозят… черт знает, куда и что потом с ними делают. Может, там уже и убивают? Какая, к херам, разница? Не хотелось говорить ни о чем, настроение уже которую неделю подряд было препаршивым, но ответить назойливой соседке по лавке следовало:
– Видишь ли, мне сугубо насрать, отстреливают этих собак, травят или целуют в макушки и переселяют в специальный собачий рай. Я просто купил багет, откусил и выбросил. Все, вопрос исчерпан, философия ходячая?
– Исчерпан, – наконец-то угомонилась она.
Понравился я ей, что ли? Вот она и несет какую-то лабуду, лишь бы разговор завязать. Еще в прошлом году я увлекался пикапом, в дерьмовый какой-то кружок подписался, и тогда точно не упустил бы шанс: там веселый куратор ставил определенные задачи, хотя все они сводились к увеличению количества оттраханных девок. Еще в прошлом году я уже в эту минуту вовлекся бы в игру, но сейчас было страшно лень. Утро выдалось муторным: я все же сдал последний экзамен и закрыл гребаную сессию, хотя и с опозданием. Переживал об этом немного, ведь отец настаивал, чтобы лучше не затягивал с пересдачей до сентября. А я отцу обязан, такую мелочь уж точно можно было устроить. Но, выйдя сегодня из универа, я не чувствовал облегчения – наоборот, вернулась прежняя усталость и равнодушие ко всему вокруг. Лучше бы из-за экзамена продолжал переживать, честное слово, – все лучше, чем не переживать вообще ни о чем.
– Кстати, меня Октябриной зовут, – наглая девица зачем-то снова подала голос и даже протянула руку для пожатия в честь знакомства.
Впервые с момента встречи я немного заинтересовался, хотя руку ее проигнорировал:
– Октябрина? Серьезно?
– Ну да, – она немного смутилась. – Довольно редкое имя, но я за всю жизнь привыкла. И это даже здорово – не иметь тезок, ни с кем не путают! Единственная Октябрина, которую я знаю, прошлой осенью отметила восьмидесятилетие, представляешь?
Глаза у нее оказались светло-голубыми. У всех истинных рыжух обычно бледная кожа, как будто слегка болезненная – и эта особенность делит их на полных уродин и редких красавиц. Эта же мордаха оказалась редким исключением – ее нельзя было без труда отнести к одной категории: вроде бы симпатичная, вздернутый носик добавляет внешности детской непосредственности, но рыжеватые ресницы портят большие и, в общем-то, симпатичные глаза.
