Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения

Жанр: Стихи и поэзия

Автор

Страниц

100

Год

—

Погружаясь в последний том собрания сочинений выдающегося писателя, художника и основоположника российского верлибра, Геннадия Алексеева (1932-1987), мы оказываемся в мире уникальной литературы ХХ века. В этом томе, собранные в хронологическом порядке, прекрасные стихи, опубликованные в различных изданиях во время жизни автора, а также множество журнальных публикаций, которые позже не вошли в книги. Всего Геннадий Алексеев оставил нам четыре книги, три из которых были изданы в Ленинградском отделении издательства "Советский писатель", а одна - в Москве, в журнале "Современник". Посмертное издание этой замечательной коллекции поэзии было осуществлено в 1991 году Майей Ллексеевой в Ленинграде. В качестве заключительной статьи в этом томе представлена статья Бориса Романова, редактора книги Алексеева "Обычный час". Открывая страницы этого уникального собрания, мы в полной мере погружаемся в интеллектуальный и эмоциональный мир Геннадия Алексеева, который навсегда оставил свой след в истории литературы.

Читать бесплатно онлайн Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения - Геннадий Алексеев

Издание осуществлено при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

* * *

На мосту

1976

Дождь на дворцовой площади

Асфальт.

Когда дождь,

он скользкий.

Туристы.

Когда дождь,

они не вылезают из автобусов.

Милиционер.

Когда дождь,

Он прячется под арку.

И Александровская колонна.

Когда дождь,

она никуда не прячется.

Ей приятно

постоять на Дворцовой площади

под дождем.

Лошадь на Невском

Лошадь на Невском.

Идет себе шагом,

тащит телегу.

Лошадь пегая

и абсолютно живая.

И машины косятся на нее

со злой завистью,

и машины обгоняют ее

со злорадством.

– Эй, – кричат, – лошадь!

– Ха, – кричат, – лошадь!

А лошадь идет себе шагом

и не оборачивается.

Такая живая

и такая хорошая.

О пользе вязания

Там женщины

сидят себе и вяжут.

Спокойные,

сидят себе и вяжут.

А мне так страшно,

тошно,

неспокойно.

Эй, женщины!

Да бросьте же вязать!

Глядите —

мир на проволоке пляшет!

Он оборваться может

каждый миг!

Но вяжут женщины,

не слушая меня,

и спицы острые

в руках у них мелькают.

Я успокоился:

знать, есть какой-то смысл

в вязанье этом,

значит, женщинам виднее.

Ведь портить шерсть

они не будут зря.

Еще о вечности

– Да, да,

ничто не вечно в этом мире! —

сказал я себе.

Зашло солнце,

и наступила

пора свиданий и любви.

И я увидел у ворот

вечно юного Ромео,

который что-то шептал

в розовое ухо

вечно любимой Джульетты.

– Но ведь Шекспира же

когда-то не было! – крикнул я им.

Они засмеялись.

«В один печальный туманный вечер…»

В один печальный туманный вечер

до меня дошло,

что я не бессмертен,

что я непременно умру

в одно прекрасное ясное утро.

От этой мысли

я не подскочил,

как ужаленный злющей осой,

не вскрикнул,

как укушенный бешеным псом,

не взвыл,

как ошпаренный крутым кипятком,

но, признаться,

я отчаянно загрустил

от этой

внезапно пронзившей меня мысли

в тот

невыносимо печальный

и на редкость туманный вечер.

Погрустив,

я лег спать

и проснулся прекрасным ясным утром.

Летали галки,

дымили трубы,

грохотали грузовики.

«Может быть, я все же бессмертен? —

подумал я. —

Всякое бывает».

На мосту

Глядел я долго,

стоя на мосту,

как вдаль текла Нева,

как было ей вольготно

течь на закат,

как было ей смешно

течь под мостами,

то и дело огибая

быки гранитные.

Тут выплыл из-под моста

буксирчик маленький

с высокой

старомодной,

самоуверенно торчавшею трубой.

Глядел я долго,

стоя на мосту,

как уплывал он

в сторону заката.

Труба его

дымила вызывающе.

Демон

Позвонили.

Я открыл дверь

и увидел глазастого,

лохматого,

мокрого от дождя

Демона.

– Михаил Юрьевич Лермонтов

здесь живет? —

спросил он.

– Нет, – сказал я, —

вы ошиблись квартирой.

– Простите! – сказал он

и ушел,

волоча по ступеням

свои гигантские,

черные,

мокрые от дождя

крылья.

На лестнице

запахло звездами.

Купол Исаакия

Вечером

я любовался куполом Исаакия,

который был эффектно освещен

и сиял

на фоне сине-фиолетового неба.

И вдруг я понял,

что он совсем беззащитен.

И вдруг я понял,

что он боится неба,

от которого

можно ждать всего, чего угодно,

что он боится звезд,

которых слишком много.

И вдруг я понял,

что этот огромный позолоченный купол

ужасно одинок

и это

непоправимо.

Последний кентавр

Гнедой,

сытый,

с широким крупом,

галопом проскакал по Невскому.

Народ тепло приветствовал его.

Остановился на Аничковом мосту

и долго разглядывал

коней Клодта.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: