Исповедь иеромонаха. Тайное откровение Часть1

Свеча догорала, оставляя на подсвечнике наплыв застывшего воска, похожий на карту неизвестной страны. Тишина храма после многолюдной, шумной отчитки была особой – густой, насыщенной, как бы вобравшей в себя все крики, все стоны, все слезы и обратившей их в безмолвную молитву.

Я смотрел на этот воск и думал о всех тех душах, что прошли через этот храм. Не о бесах, что кричали их устами, – о них думать не надо. Я думал о людях.

Мы ищем чудес и страшных историй. Нам кажется, что изгнание нечистой силы – это некое сражение, подобное тем, что показывают в кино, с метанием святой воды и громоподобными молитвами. Но главная битва никогда не происходит здесь, у аналоя. Она происходит потом. В тишине. В том, как человек, получивший пронзительный опыт встречи с Благодатью, будет теперь жить. Сможет ли он простить? Сможет ли он отказаться от той страсти, что так долго глодала его изнутри? Сможет ли он полюбить Бога больше, чем свою боль?

Отчитка – это не финал. Это начало долгого, трудного пути домой. Это хирургическая операция, вскрывшая гнойник. Теперь рану нужно лечить. Постом, молитвой, исповедью, Причастием. И самое сложное – смирением.

Он вошел в храм не как все. Не с робким шагом и опущенным взглядом, а вразвалку, его плечи будто бы раздвигали воздух, а взгляд скользил по иконам с вызывающим безразличием. Высокий, крепкий мужчина лет сорока. Успешный. Тот, кого называют «сильной личностью».

Он подошел ко мне после службы.

–Батюшка, мне нужно на отчитку. – Голос был низким, твердым, но в его глубине я уловил стальной отзвук – словно кто-то другой говорил изнутри него.

–А что случилось? – спросил я, как всегда.

–Не знаю. Жить не хочется. Все бесит. Семью разрушил. Пью. Будто что-то во мне есть, что все ломает. Все знакомые говорят – сглазили. Надо, наверное, отчитать.

Я посмотрел ему в глаза. В них не было страха, лишь усталая, привычная злоба. Он был уверен, что проблема в каком-то внешнем «проклятии». Так всегда. Гораздо проще поверить в злой глаз соседки, чем признать, что годы гордыни, обиды и пьянства выжгли в душе пустыню, в которой теперь гуляет ветер отчаяния.

«Не ищите беса за каждым углом, – хотелось мне сказать ему. – Ищите свою боль. Ту самую, первую рану, которую вы когда-то не захотели исцелить прощением и смирением. Она-то и стала той щелью, через которую в вашу жизнь вошла тьма».

Но я не сказал. Он бы не услышал. Ему нужно было дойти до дна. До того момента, когда его «сильная личность» сломается, и он поймет, что не контролирует даже себя. И только тогда, в этом сокрушении, он будет готов к тому, чтобы его душа, наконец, закричала о помощи не мне, не знахарям, а Богу.

– Хорошо, – сказал я вслух. – Приходите в субботу. Но готовьтесь к исповеди. Это главное.

Он пришел в субботу. Тот самый мужчина – назовем его Сергеем. Храм был полон. Разные лица – от искаженных гримасой до окаменело-безразличных. Сергей встал в стороне, скрестив руки на груди, как будто наблюдал за странным спектаклем, в котором был вынужден участвовать.

Чтение началось. Молитвы, звучавшие веками, наполняли пространство, тяжелые и плотные, как свинец. Сначала ничего не происходило. Только шепот общих молитв да трепет свечей. А потом… это началось не с него. С другой стороны зала женщина лет пятидесяти с рыданием опустилась на колени, крича что-то хриплое, не свое. Сергей смотрел на это с презрительной усмешкой. Я видел его взгляд: «Со мной такого не будет. Я сильнее».