Псионный поток

Бесспорно, самым выдающимся изобретением человечества за последние лет сто, да что там – за всю историю, стал псионный поток.

Одного не возьму в толк: как он устроен.

Псионный поток преобразил всю нашу жизнь больше, чем в свое время промышленная революция, чем изобретение Гуттенбергом печатного станка. Преобразил бесповоротно и явно – в лучшую сторону.

Хоть меня еще не было, но бабушка рассказывала, что время было дурное. В смысле – до псионного потока. В городах чадили машины, чудили люди. Писатели того времени замечали, что нет уж в воздухе былой звонкости, не вдыхается полной грудью. Не поют соловьи в рощах, да и рощ-то почти не осталось. Небо побелело. Даже в самую ясную погоду, в жаркий летний денек над головой висел блеклый линялый холст, а во рту – непроходящая горечь – с каждым вдохом. Самой частой болезнью стал рак легких.

Не говорю уж о еде. Эти страшилки до сих пор нам рассказывают в школах. Пищу они добывали из живых существ. В смысле – на полном серьезе убивали животное и ели его. Эту дикость сейчас даже вообразишь – уже дурственно делается. Как-то я увидел картинку в старом учебнике: там прямо в рот себе человек засовывал мертвое чье-то тело без кожи (они предварительно, видимо, сдирали ее) и оно – такого едко алого цвета с белыми прожилинами, и с него на стол капает кровь. В общем, полное инферно.

Но вот изобрели псионный поток.

И планета расцвела. Дорог больше нет. Вся Земля теперь состоит из тенистых рощ, импрессионистских садов и тропинок, усыпанных лимонными пятнами света. Городов тоже нет. И деревень нет. Небо всегда синее, что аж в глазах рябит. Зима минимизирована. Круглый год солнечно и зелено. Кроме осени. Осенью в умытом дождями воздухе кружатся желтые и бордовые листья. Они ложатся на поля причудливыми узорами, которые образуют то равнобедренные треугольники, то концентрические круги. А однажды Пуговка, моя подружка, даже распознала Русалочку из древнего мультика. Синий хвост был выложен еще не увядшими фиалками.

А какие закаты! Ах! Каждое утро мы с Пуговкой начинаем с завтрака на берегу океана, на мысе Горн. Там брызги волн, бьющихся о скалы, искрятся в лучах заходящего солнца и придают сэндвичам свежий солоноватый привкус. Завтрак на закате заряжает бодростью на весь день!

Из моря вздымаются пики

Изломаны временем, ветром.

В закатном огне многолики

Свеченьем косых геометрий.

И мы, две цветные улитки,

Пригрелись в своих чашках Петри.

Вот такие стихи выливаются из меня на лоне природы. И не спрашивайте, что к чему. Это само. Нет, я не из бахвальства себя цитирую, а чтобы показать, как привольно творится и живется нам.

Кому показать? Я как будто разговариваю с человеком из прошлого. Пытаюсь его ободрить, рассказать, что его многовековые страдания и искания, борьба за свободу, справедливость – все не зря. Добро-таки победило. Рассказать, что это не иллюзия, не утопия, чтоб он не сомневался, чтоб шел вперед, как только может, быстро.

Наша жизнь прекрасна. Работать не надо. Воевать не надо. Ничего не надо. Только предоставляешь точку доступа для псионного потока, и все.

Что тут сказать? Даже иногда не о чем стихи писать – нет драматизма. Собственно, никто, кроме меня, по-моему, и не пишет. Это я так: отдаю дань прошлому – так же раньше изучали мастерство каллиграфии, когда вручную уже никто не писал – для удовольствия.