Руки

– Откажись! – прошипел Змей.

Его янтарные зрачки вписаны в неморгающие треугольники.

– Ну па-а-чему-у-у? л-а-а-й ла-ла-а-й…

«Зефира, – подумал Гумбольт, – или как ее там?.. Ну и старье крутят», – подумал Гумбольт. И еще раз подумал, но уже что-то совсем неуловимое, и поэтому – зря.

– Стукни меня по голове, – он умоляюще посмотрел на Змея. – Это невыносимо. Опять радиоволна сбилась на «Ретро-фм».

– Чем, хвостом? – глаза Змея оставались стеклянными, но в ретрансляторе голоса послышалась горькая насмешка над самим собой.

– А хоть и хвостом. Сейчас попробую наклониться.

Гумбольт осторожно, опираясь детскими тонкими, как спицы, руками о стол, встал с кресла. Огромная его, с множеством усовершенствований, голова с прекрасным встроенным в затылок монитором, который можно использовать как для демонстрации роликов, так и просто для задней мимики, превосходила габаритами ширину плечей. Красиво серебрящаяся на свету алюминиевая окантовка лица придавала Гумбольту несколько высокомерный вид. В целом голова была спроектирована гармонично, без лишних деталей, которые так раздражают в других моделях голов, и представляла собой правильный параллелепипед с закругленными углами. Единственным недостатком был размер. Голова все время перевешивала, из-за чего Гумбольт в прямом смысле не мог шагу ступить. Но проблемы это не составляло: в голову редко приходило желание выйти из комнаты, а если Гумбольт и появлялся на людях, то исключительно – в коляске. Так что ходить почти не требовалось. Зато статусный, можно даже сказать, люксовый дизайн с лихвой перекрывал все неудобства. Если бы кто-то, кроме Змея, увидел Гумбольта, он бы наверняка сразу вытянулся по струнке, прокашлялся, долго бы жал детскую ладошку, а потом ловил бы каждое его слово – вот какая голова была у Гумбольта! Остальные детали гардероба – замасленные на коленях твидовые брюки и сандалии в квадратную дырочку с квадратными носами с шерстяными носками (которые он поддевал зимой) – остались без усовершенствований.

Гумбольт, с трудом перебирая руками по спинке стула и стараясь не потерять равновесия, опустил голову на пол и положил ее на боковую грань. Тело повисло на негнущейся шее, как растущее вбок хилое деревце.

Змей ловко обвился вокруг ножки стола и стукнул толстым чешуйчатым хвостом Гумбольта по голове.

– Еще раз!

Хвост свернулся в баранку и резко выпрямился снова, глухо шлепнув по алюминию.

– Не помогает, – изнеможенно пробормотал Гумбольт.

– Ну выключи его вообще. Зачем тебе радио в голове?

– Да ты что несешь! – взорвался Гумбольт и стал рассерженно вихляться, пытаясь снова встать на ноги. – Ползучий предатель! То откажись, то выключи радио. Ты и рад будешь, если вообще я ничего не получу. Меня номинировали на Нобелевскую премию, понимаешь ты это или нет, рептилья башка? Нобелевскую! У тебя что, каждый день такое происходит?

Глаза Змея сохраняли бриллиантовое спокойствие, но ретранслятор в его горле захлебнулся приступом плоско воспроизводимого человеческого смеха. Отсмеявшись, змей сполз с ножки стола и забрался обратно на кресло.

– Успокойся! Если выберут тебя, сами позвонят. Необязательно слушать весь день, что происходит в зале заседания.

– Конечно! – Гумбольт уже почти поднялся, но голова зацепилась монитором за край стола, и он крутил и елозил ей, пытаясь высвободиться. – Поверь мне, я знаю эту гниду Гамгольта: он может представиться мной, сказать благодарственную речь и заграбастать деньги. Надо внимательно следить за трансляцией. Надо держать ухо востро! Как не вовремя эти неполадки с радио! – он раздраженно рванулся, голова выскочила из-под стола, на секунду зависла в верхней точке, он попятился, чтобы удержать равновесие, но споткнулся о шланг и, сделав ненамеренное сальто назад, приземлился на верхнюю грань головы. Теперь он торчал из головы, как комнатное растение из кадки.