Тринадцать мертвецов на ром из сундука

Вечеринка умирала. Инди-поп из Bluetooth-колонки на подоконнике давно не спасал от неловкости, а только раздражал, отражаясь от голых кирпичных стен студии с грязным эхом. Звук смешивался с гулом разрозненных разговоров и тонул в нём. Воздух в лофте стал плотным и тёплым от дыхания тринадцати человек, и пространство будто заплывало вязкой, тёплой смолой. Повсюду – полупустые бутылки пива с размокшими этикетками, вскрытые пачки чипсов, опрокинутые пластиковые стаканчики в тёмных влажных кругах на паркете.

Лёша Третьяк ёрзал на диване, не находя себе места. Музыка скисла, слова окружающих липли друг к другу, распадаясь на бормотание. Любая пауза в общем гуле вызывала у него приступ паники. Он вскочил на продавленный диван, возвышаясь над остальными.

– Так, народ! Анекдот, свежак! Встречаются как-то социолог, экономист и, типа, декан…

Он говорил слишком громко, перекрикивая музыку. Пара человек вежливо обернулись, но их взгляды проскользнули мимо. Остальные даже не повернули голов. Кто-то показывал что-то на экране смартфона, кто-то лениво спорил о сериале. Лёша договорил анекдот в пустоту и сам же резко, лающе рассмеялся. Улыбка сползла с его лица, но челюсть свело. В горле мгновенно пересохло, а на языке выступил металлический привкус.

Его взгляд метнулся по комнате и наткнулся на пару у окна. Стас Арбенин с экономфака и его девушка, староста их группы Оля Тарасова. Они стояли особняком. Стас что-то говорил Оле, указывая подбородком на толпу, и на его губах застыло подобие холодной маски. Лёша не слышал слов, но был уверен, что тот раскладывает присутствующих на социальные атомы. Оля слушала, положив ладонь ему на плечо. Со стороны – жест нежности, но Лёша видел, как костяшки её пальцев побелели на ткани. Она не гладила. Она сжимала.

Оля перехватила его взгляд и ободряюще улыбнулась. Эта улыбка была сочувственным кивком, констатацией провала. Лёша спрыгнул с дивана, и натужная весёлость на его лице осыпалась.

В углу, на старом кресле с обивкой, похожей на выцветший ковёр, сидела Катя Зимина. Она не участвовала в разговорах, не смеялась, даже не смотрела в телефон. Просто наблюдала. Её взгляд скользнул по Лёше, задержался на его сжатой в кармане зажигалке, потом переместился на Олю, которая слишком крепко держала Стаса за плечо. Она коснулась экрана смартфона. Тихий щелчок, имитирующий затвор, потонул в общем гаме.

Резкий зуммер домофона ударил по ушам, мгновенно оборвав все разговоры. Музыка захлебнулась. В наступившей тишине остался только низкий рокот вентиляции. В этот миг все тринадцать человек, словно управляемые единым нервным импульсом, одновременно повернули головы к двери – единственной точке, в которую теперь стекалось всё внимание.

– Пицца? – неуверенно спросил кто-то.

– Я не заказывал, – отозвался хозяин квартиры, Илья, и пошёл открывать.

Внизу скрипнул и загудел старый лифт. Через несколько минут Илья вернулся, а за ним в комнату вошёл курьер: парень лет двадцати пяти в отсыревшей от мороси жёлтой куртке. Ссутулившись от веса, он с кряхтением втащил в центр комнаты тяжёлый предмет и с глухим стуком поставил его на пол. Это был сундук из тёмного, почти чёрного дерева, окованный по углам полосами ржавого железа. Он смотрелся в интерьере лофта неуместно.