Ева

В конце мая вонь со стороны болот особенно отвратна. Жуткий запах гнили и грязи раздавался по всей окрестности. До конца неясно, это так пахнет помутневшая зелёная вода трясины в глубине леса, сгнившие деревья ивы или же берёзы, а может, свежий труп чёрной кошки, чьи внутренности уже растерзаны яростными сороками. Не важно, откуда он доносился. Этот запах был повсюду. Так пахла чья-то смерть.

В небе неслись огромные беспросветные тучи, покрывая ночной небосвод своей массой. Тёмная пелена напоминала бездну, нависшую над головой, и готовую поглотить весь этот мир. Внезапно во мраке возникла вспышка. Ломаная белая линия на миг рассекла небосвод напополам и бесследно исчезла. Раздался гром, больше похожий на продолжительный выстрел, взрыв, столкновение. В небо поднялись сотни тысяч воронов, испугавшихся молнии. Они стали невыносимо громко каркать, подняв на уши дворовых собак, которые тут же взвыли и залаяли. Новая вспышка вновь озарила макушки елового леса, которые напоминали острые клыки в пасти зверя. Холодный и пронзающий, будто лезвие ножа, ветер своими порывами стал склонять огромные тополя к земле. Он пролетал между листьями дуба, беспорядочно ими шурша. Дыбом поднимал ветви ивы, оголяя её ствол, затем сплетал их в косы и рвал с корой. Потом озорной ураган смог украсть с какого-то двора белую простыню и две ночнушки, и стал кружить их в бешеном танце над крышами домов.

Через пару секунд с небес стали падать небольшие капли, которые со временем лишь нарастали. Дождь начал отбивать свой ритм по крышам, металлическим заборам, окнам домов, быстро собираясь в лужи на глиняных тропинках. Набирая скорость, они продолжали стучать все чаще и чаще. Холодные мокрые пули будто стремились вломиться в дома и расстрелять всех, кто находился там, но у них никак это не получалось. Только глухие удары о стёкла были слышны по комнатам, будто кто-то отбивал на барабане марш.

А между тем ветер, наигравшись с мокрым бельём, бросил его на карниз крыльца и стал резвиться с дождиком, разбрасывая его капли в разные стороны. Этот шальной свист начинал просто сводить с ума. Капли дождя продолжали бить по стеклу. По шиферной крыше. По железному тазику во дворе.

В глубине одной из комнат, в которую пыталась прорваться стихия, заскрипела старая пружинная кровать. Вспышка молнии на миг осветила все узкое и тесное пространство этого помещения на чердаке дома, забитое коробками и разным хламом, а затем оно снова погрузилось во мрак. Окна с деревянной рамой свистели, и этот свист напоминал плач восьмилетней девочки, бившейся в истерике от испуга. За окном во мраке плясали ветви берёзы, напоминающие кости чего-то огромного и неизвестного, готового забраться в дом и разорвать спящего на куски. Пружины кровати все также скрипели, но теперь вместе со скрипом послышались злостные вздохи и кряхтение. Буквально на мгновение они прекращались, а затем с новым наплывом злости и раздражения звучали в комнате, иногда смешиваясь с хриплым матом.

Но дождю это даже нравилось. Он нашёл себе зрителя, поневоле запертого на этом чердаке. Сейчас он с радостью сыграет все мелодии, которые он когда-либо придумал за эти несколько миллионов лет. И будет это продолжаться всю ночь, до самого рассвета. Затем он придёт завтра, и послезавтра, и через день, и через два… Он будет ходить сюда каждую ночь и отбивать все новый и новый ритм, пока его слушатель не выучит всю его музыку, которой он так дорожит…