К Петьке Бокову из-за ближнего бугра, что по левую руку от их села, в очередной раз припожаловала тёща, и потому все народонаселение их дома стояло на ушах – даже кот Тимофей забирался на чердак и зыркал оттуда злыми глазами.
Есть ещё и дальний бугор по правую руку, но там у Петьки нет никакой родни – даже дальней.
При каждом таком появлении Марь Петровны Боков жалел, что она не там живёт – глядишь реже наведывалась бы «в гости».
Каждый раз Петька ломал голову над этим странным понятием «в гости».
– В гости – это когда заходят на чашку чая с бубликом, – рассуждал он наедине с собой. – Выпьют чай, сгрызут бублик, поговорят по душам с пол часа и по домам – восвояси. А когда заявляются нежданно-негаданно и живут у тебя неделю, другую, третью? Это уже не гости… Это… Это…
Петруха поскрёб пятернёй в кудрявой голове, не находя нужного определения для сего явления и, наконец, сделал жирный вывод:
– Одно слово: тёща! Этим сказано всё…
Пётр мужчина молодой ещё – всего двадцать семь недавно стукнуло, и хотя он не злой и не злопамятный, но всеми фибрами души ощущал недобрую силу со стороны Марь Петровны, словно она никак не могла простить ему то, что он увёл от неё единственную доченьку – Катюшку.
Каждый раз при её появлении у них с Катериной начинались проблемы: то тёщеньке не нравилось, как Петруха посмотрел на неё и она высказывала своё недовольство знакомым тоном прапорщика Тришкина из их армейского подразделения, то Катерина на ровном месте взбрыкивала, требуя нежности и тепла. А какая такая нежность под неусыпным взглядом Марь Петровны? Под этим взглядом у Петрухи даже слова замерзали на языке, а уж чувства и подавно.
Даже самый незлопамятный и добрый мужик начал бы внутренне роптать, предполагая непоправимое: или поторопился жениться, или выбрал себе в жёны слишком молодую девку: ему-то 27 лет, а Катерине всего 18.
Тут ещё совпадение произошло странное: Катя его моложе на девять лет, а Марь Петровна старше на те же девять лет.
Друг Витька Пяткин ему ещё перед сватовством сказал:
– Ох, Петруха, не нравится мне это совпадение! Честно признаюсь: не нравится.
– Эт почему, интересно? – полюбопытствовал Петруха.
– Видишь ли, дружище, – с великим сомнением ответил ему Витька, – Катерина ещё не вошла в самый бабий сок, а Марь Петровна из него ещё не вышла… Как бы какого противоречия не возникло… Коварная эта цифра – девятка. Перевёртыш какой-то, а не цифра: хошь тебе девять, а хошь – шесть… Смотря с какого бока посмотреть.
Петруха тогда посмеялся над дружком, обвиняя в суеверии. А выходило по всем проявлениям – напрасно. Противоречия появились и довольно быстро. При каждом появлении Марь Петровны в их доме начинались трудные времена: недовольство, придирки, едкие замечания следовали одни за другими.
Даже человек с ангельским терпением вряд ли выдержал такой жёсткий прессинг. вполне понятно, что Пётр иногда срывался, ведь он не святой какой-то там, а вполне обычный человек.
Ко всем иным хорошим качествам – доброте и терпению, Боков ещё и не злопамятен, а потому через пять-десять минут его мысли, уже начинали порхать совсем в другом измерении – более высоком и желанном, как те бабочки, что вились вокруг его кудрявой головушки.
