Русский флибустьер

© Жариков В. А., 2024

© Селеверстов Д. С. – илл., 2024

© Издательство РуДа, 2024

После тёплого и солнечного бабьего лета в Елецком уезде похолодало, зарядили дожди, задули злые ветры – недели три хозяйничало ненастье. Зато перед Покровом установилось вёдро. И сам Покров день выдался погожим и ясным. Накануне ночью слабый заморозок посеребрил всходы озимых на нивах и стерню на лугах, однако утреннее солнышко растопило иней – и на полях, и на голых ветвях деревьев, и на пожухлой травке в оврагах, словно россыпи алмазной крошки, засверкали капельки росы.

В церкви пахло восковыми свечами, елеем и ладаном, было душно и многолюдно. Поп, совершая литургию, читал монотонным голосом:

– Наста днесь пресветлый праздник, Пречистая Дево, честнаго Твоего Покрова, паче солнца освещаеши люди, верою от чиста сердца Тебе истинную Матерь Божию исповедающия, и Сыну Твоему вопиющия: Христе Боже, молитвами Приснодевы, чисто и без истления рождшия Тя, не предаждь врагом, ратующим Твое достояние, но яко милостив спаси в мире души наша…

Прихожане отвешивали поклоны и осеняли себя крестными знамениями. Петруша Авдеев, сын Антипа Прохоровича Авдеева, здешнего воеводы, тоже кланялся вместе со всеми и крестился, однако взор его был прикован к девице Анастасии, дочери купца Афанасия Струнина. Анастасия на пятнадцатом году от роду уже расцвела и была чудо как хороша. Из-под красного платка на её спину, прикрытую душегрейкою, падала тяжёлая тёмно-русая коса. Лицо бело и чисто, брови черны, глаза зелены, на щеках от духоты проступил румянец, а полные алые губы повторяли вслед за попом: «Величаем Тя, Пресвятая Дево, и чтим Покров твой честный, Тя бо виде Святый Андрей на воздусе, за ны Христу молящуюся».

Когда литургия закончилась и прихожане двинулись вереницей прикладываться к кресту, Петруша пристроился позади Анастасии, чтобы вслед на ней поцеловать крест и как бы через этот крест получить её поцелуй. А перед выходом из храма он склонился к девичьей головке и прошептал:

– Приходи за острог к нашей старой сосне у берега.

Девушка чуть заметно кивнула.

Высокая вековая сосна одиноко росла за рощей недалеко от обрыва. Внизу изгибалась речка Большая Сосна, на другом её берегу простирался луг, а за лугом – лес, подёрнутый сизой дымкой. Река блестела на солнце, по лугу стелился лёгкий туман. Ивы и ольхи в роще стояли ещё с редкой пожухлой зеленоватой листвой, а с дубов и берёз, почти со всех, лист уже облетел, что предвещало мягкую тёплую зиму без лютых морозов.

Петруша с Анастасией медленно брели вдоль яра и неспешно беседовали, можно сказать, ни о чём. Вспоминали ушедшее 7205-е лето[1]. Казалось, совсем недавно стояли жаркие денёчки, лес одаривал грибами-ягодами, а вон уже и золотая осень, почитай, миновала. Теперь одна радость – ждать, когда снег ляжет, начнутся зимние забавы, катания, а там и Рождество придёт с колядками да святки с гаданиями, кулачные битвы будут устраиваться на льду замёрзшей Сосны. В кулачках Петруша слыл одним из лучших бойцов.

Однако беседа их была прервана. Со стороны острога бежал дворовый мальчик-казачок Егорка.

– Боярин! Боярин! – кричал он, размахивая руками.

Подбежал, запыхавшийся, никак не мог отдышаться.

– Что такое, – встряхнул его за плечо Петруша. – В чём дело?