Налог на вечность

Механическая лапа манипулятора проехалась среди исходящих холодным светом потолочных ламп. Она бережно, строго по разметке разместила новую крестовину на ленте транспортёра. Лента дрогнула и плавно поехала в сторону колыбели. Юрий вздохнул. За столько лет работы акушером он так и не перестал ассоциировать осевой биоштатив с распятьем1.

Через панорамное стекло акушер внимательно наблюдал, как крестовина плывёт к серебристой полусфере. До колыбели добралась первая сигнальная отметка, и в акушерской тонко пискнул зуммер. Звук, казалось, проникал прямо под кожу да там и оставался. У Артура во время смен из наушников грохотала музыка, но даже он жаловался на интенсивность оповещения. Юрий сжался, ожидая повторного сигнала. Лента транспортёра медленно проползала через разверстую колыбель2.

«Как будто Колобок решил как следует зевнуть.» – подумал Юрий и вдруг осознал, что за долгие годы такое сравнение ещё ни разу не приходило ему в голову.

«Что-то новенькое» – тонкие плотно сжатые губы акушера начали складываться в подобие бледной улыбки. Вторая сигнальная отметка прошла вход в колыбель, и снова сработал зуммер. Улыбка умерла, не успев родиться. Крестовина была внутри. Теперь самое важное.

Юрий поискал глазами знакомый символ и недовольно поморщился. Артур снова настроил рабочий стол под себя и сдал смену, не озаботившись привести всё в порядок. Напарник Юрия предпочитал англоязычную раскладку и хаос карикатурной анимации вместо привычных образов стандартизированной графики. Сам Юрий этих весёленьких картинок не одобрял и старался приучить Артура «убирать за собой». Он всегда перенастраивал панель обратно, даже если это удавалось сделать лишь в самом конце смены.

Обнаружив в левом верхнем углу мультяшный клетчатый костюм с галстуком, акушер вытер вспотевшую ладонь об униформу и нажал на сенсорной панели «swaddle». В ответ над колыбелью выпростались удлинённые щупы манипулятора, которые опустили и закрепили по краям биоштатива таксисную сеть3. Юрий наблюдал за процессом с таким вниманием, что даже забывал дышать. Он всё время держал палец рядом с горящей на экране опцией «switch to manual control», потому что иногда, очень редко, автоматика могла дать сбой. Тогда ему грозило оказаться в роли игрока, бросившего в автомат монетку, чтобы попытаться ухватить и вытащить наружу понравившуюся детскую игрушку. Таксисную сетку пришлось бы расправлять вручную, сверяя каждую нанесённую лазером метку, а это тот ещё геморрой. Пропустишь хоть одну, хотя бы в одном месте сеть сомнётся в складочку, и новорожденный организм окажется дефектным или вовсе нежизнеспособным. Вся процедура насмарку.

Акушер снова вздохнул. Когда в начале двадцать первого века открыли генетические ножницы CRISPR-Cas9, перспективы генной инженерии потрясали воображение. Студентом Юрий мечтал стать генным хирургом, инженером, конструктором, лечить любые болезни, создавать новых уникальных существ, подарить людям бессмертие! Что ж, мечта сбылась.

На этот раз автоматика не подвела. Акушер всё перепроверил и нажал на панели иконку «Implens» с наклонённым по сорок пять градусов красным ведром, из которого лилась голубая водичка. Колобок захлопнул рот. Колыбель ожила. По тонким стерильным трубкам к ней устремились потоки отредактированных клеток, питательные смеси и стимуляторы роста. Юрий знал, что клетки разных тканей, что внутри они не перемешаются, а напротив благодаря изменённым рецепторам клеточной оболочки «узнают» друг дружку, сгруппируются и ведомые таксисом распределятся строго по отметкам на таксисной сетке. Перфорированная полость биоштатива заполнится нейроглией, которая даст начало центральной нервной системе, а сама крестовина станет позвоночником, вокруг которого нарастут мышцы и внутренние органы. Ну а размещённый внутри штатива нейроимплант позволит выполнять родительский контроль за поведением нового организма