Город проклятых, город мертвых, город за гранью. Люди как всегда спешат по своим делам, работа, дом, заботы. И только я вижу, что все они покрыты паутиной: белой, тягучей, обволакивающей лица, тела, руки, обтягивая их словно саван. И эти ивы повсюду. Плачущие, скорбящие, сгорбленные до земли, обмотанные все той же паутиной. Она сдавливает их так сильно, что на землю капают слезы: бурые, склизкие, заливающие все у подножья ствола. Зловещее место, где каждое утро тетя Таня улыбается сквозь белеющую пелену на лице, натягивая нити паутины почти до разрыва. А потом дядя Паша медленно и скрипуче желает хорошего дня. Все это повторяется изо дня в день, будто хорошая традиция, но она плохая…
Здесь все гнилое, дряхлое, ветхое и давно уже должно обратиться в прах, но каждое утро оно воскресает вновь. Я работаю в книжной лавке на площади, где все шкафы затянуты хлопьями вездесущей паутины. Чтобы достать нужную книгу, приходиться долго разрывать ее пальцами, добывая столь желаемый артефакт. В книгах все очень радужно и всегда заканчивается хорошо, а тут все серо и угнетающе. Только чтение сказок помогает мне переживать день за днём. Лавка не моя, но никто ни разу не приходил забрать прибыль. Я складываю ее в большую жестяную коробку и прячу за шкаф в мягкий клок паутины. Потом иду домой через весь город, я живу одна на отшибе. Как здесь оказалась, я не помню. Были ли у меня родители, сестры или братья – не знаю. Я просто каждый день хожу на работу и читаю сказки. И кажется, что я была здесь всегда. Но я не хочу здесь быть!
Но самое ужасное начинается, когда на серый мрачный город удушливым плотным одеялом ложиться тьма: черная, непролазная, непроглядная, неприятная тьма. И до ее наступления непременно нужно добраться до дома, и я каждый вечер со всех ног спешу туда. Пробегаю мимо постового, он единственный кто вечером не торопиться в укрытие, а стойко ожидает ночи на улице. Никто больше не решается остаться снаружи в это время суток. Его фамилия Багров и это все, что я знаю. Ни имени, ни отчества, ни того как он переживает эти ночи. Кстати, он не затянут паутиной, как все остальные, и я даже могу разглядеть его глаза, но в сумерках никогда не различаю их цвета. Наверное, серые, как и все вокруг.
Он всегда желает мне спокойной ночи. А я знаю, что ничего кроме "спокойной ночи" у меня и нет. Но сначала надо добраться до дома, запереться как следует, закрыть ставни и лечь на койку. Теперь главное уснуть, а это совсем не просто. Тьма забивается в окна, в двери, в замочные скважины, в дымоходы. Она словно дышит там за стенами, заставляя их дрожать от страха. Но потом приходит он – морфей, и мне сняться красочные сказки, которые я читала в лавке днем. И только во сне я по-настоящему счастлива, но снова наступает день и все начинается сначала…
Я хожу на работу, встречаю людей в паутине, которые, как и прежде приветствуют меня, желают доброго утра и спокойной ночи. А я лишь натягиваю улыбку на лице и отвечаю: «И вам», «И вам», «Ивам», «ивам». Проклятый город Ив. Интересно, я тоже замотана в эту белую дрянь. Не чувствую, чтобы она забивалась мне в рот и глаза, но люди тоже ее не замечают. Я не могу увидеть свое отражение, все зеркала в городе и поверхности, как говорят, которые раньше могли отражать, стали черными. И лишь за городом в реке, сплошь поросшей плакучими ивами, рассказывают, можно увидеть свой облик. Но туда никто не решается пойти и все продолжают жить в неведении, не желании знать. Но это говорят не люди на улице. Это шепчут мне голоса перед сном, которые пытаются не дать мне уснуть, чтобы вновь смотреть мои сказки. Они забираются в щели, зарываются под одеяло и лезут прямо в уши: «Иди к реке, иди к реке, иди…» Не иначе, я просто городская сумасшедшая или…Что тогда случилось с этим городом, что случилось с нами?
