Истинная ночь

Иногда казалось, что весь мир держится на циферблатах. Высоко над крышами домов, над бесконечным гулом улиц и ритмом спешащих жизней, возвышались гигантские Часы – древние, бронзовые, с величественными стрелками, что медленно отсчитывали не столько время, сколько свет.

В этом мире было два солнца, и их вечное сияние наполняло небо и города яркостью, которая почти не знала теней. Только на мгновение, совсем чуть-чуть, одно солнце пряталось за горизонтом, уступая место другому. Настоящая темнота не приходила – лишь короткие сумерки, словно вздох природы, когда небо чуть-чуть теряло свою насыщенность.

Но раз в девять лет наступала Истинная Ночь. Оба солнца исчезали, и тогда город погружался в сон – глубокий и всеобъемлющий. Все без исключения засыпали одновременно. Без памяти. Без слов. Без объяснений.

Все, кроме одного.

Марк сидел на краю крыши, ноги свисали над пустотой, а глаза пристально смотрели в небо, которое медленно меняло свой оттенок. Впервые за девять лет свет становился мягче, воздух наполнялся тяжестью, словно весь город затаил дыхание в ожидании.

Он опустил веки.

И в тишине, незаметно даже для самого себя, на его ладонях открылись дополнительные глаза. Не больно. Не страшно. Привычно, как дыхание.

Марк развёл руки в стороны и вдруг увидел мир иначе. Улицы дрожали, словно поверхность воды под лёгким ветерком. Люди, устало брели по мостовым, начали клониться к сну, словно по невидимой команде. Свет медленно исчезал, словно вымываясь из воздуха, а звуки стихали, как погружающиеся в глубину волны.

И тогда начиналось другое.

Стены домов становились полупрозрачными, словно сделанными из тончайшего стекла. Из-под каменных плиток выползали светящиеся нити, переплетаясь и переливаясь, будто невидимые паутины жизни. Мостовые шептали на языке, непонятном никому, кроме тех, кто умеет слушать и видеть в тишине.

Марк знал: у него всего сорок семь минут. Потом солнца вернутся и город проснётся, словно забыв всё, что случилось в темноте. И снова никто не узнает, что происходит ночью.

Он аккуратно спустился с крыши. Его пальцы, наполненные видением, ощущали не просто холод камня, под ладонями камень трепетал, словно живое существо.

Он знал: город хранит каждый его шаг, каждое дыхание, чтобы вернуть это ночью, когда все спят.

Улицы пустели быстро. Люди засыпали прямо на ходу, на скамейках, у витрин магазинов, в машинах такси. Они мягко оседали, как куклы с перерезанными нитями, и всегда с лёгкой улыбкой на губах, словно доброе сновидение посещало их закрытые глаза.

Но Марк не улыбался. Его сердце билось с особенной тяжестью – тяжестью знания и одиночества, которое приносит понимание.

Он шёл всё дальше и глубже в лабиринты города, туда, где стояли самые старые Часы – те, что были установлены задолго до появления второго солнца. Их бронзовые стрелки были сломаны, механизм давно мёртв. Но каждую ночь, когда наступала тьма, они начинали тихо тикать. Только ночью. И только для него.

Он протянул руку и почувствовал под пальцами лёгкую вибрацию. Глаза в ладонях увидели, как из трещин в корпусе часов сочится серебристый туман. Он струился, клубился и словно дышал, напоминая о живом существе, заточённом в металле и бронзе. Внутри него горел тихий зов – древний и манящий. И тогда он услышал. Голос – старый, шершавый, как песок, затёртый под ногтями.