Все жанры Все авторы
Письма к друзьям - Винсент Ван Гог

Письма к друзьям

Страниц

110

Год

—

В крошечной клетке своих мыслей, подобно птице, Ван Гог сиял от разнообразия цветов и звуков весны. Внутренне он знал, что каждое его действие должно иметь глубокий смысл, но не мог точно определить, каким образом он должен продолжать свое творчество. Вместо этого, он попросту ударялся о невидимые преграды, ощущая болезненную боль и бесконечное отчаяние. Его дарование было заточено в телесные оковы, что мешало ему раскрыть свои безграничные творческие возможности.

Ван Гог вел активную и обильную переписку с такими близкими ему друзьями, как Поль Гоген, Антон ван Раппард и Эмиль Бернар. Эти письма приобретали форму творческого исповедания, где не признанный гений открывал свою душу исключительным талантом и духовным напряжением, что пронизывало каждый штрих его работ.

Внутренняя трагедия Ван Гога, олицетворенная в словах о борьбе птицы со своей клеткой, раскрывает самую суть его искусства. Внезапный удар от прутьев клетки символизирует ограничения, навязанные миром и самим художником, призванным донести свои мысли и эмоции через холст. Ван Гог, несмотря на боль и страдания, продолжал искать лучший способ видеть и выразить красоту окружающего мира.

Он виделся в птице, запертой в защитной клетке, но это не сдерживало его жажду художественного совершенства. Каждая его работа стала частью потрясающей коллекции душевного труда, в которой каждая кисть символизировала его вечный поиск и мир, к которому он так стремился.

Читать бесплатно онлайн Письма к друзьям - Винсент Ван Гог

© Перевод. П. Мелкова, наследники, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Ван Гог: литературный автопортрет

«Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего она нужна; она отлично чувствует, что надо что-то делать, но не может этого сделать и не представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удается вспомнить, затем у нее рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: «Другие вьют гнезда, зачинают птенцов и высиживают яйца», и вот уже она бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли…»

«Что ж, я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне половины моего рассудка, это так».

Оба фрагмента взяты из писем Винсента Ван Гога. Их разделяет десятилетие, в течение которого неудавшийся торговец картинами, а затем несостоявшийся проповедник превратился в художника, имя которого впоследствии стало известно всему миру. Впрочем, художник в нем жил всегда; нужно было прожить десять лет так, как прожил он, чтобы природный дар нашел воплощение в сотнях холстов и рисунков. И каких! Даже человеку, хорошо знающему историю искусства, с трудом верится в возможность столь стремительного роста.

Как известно, Ван Гог много раз писал себя. Среди его живописных автопортретов есть подлинные шедевры, другие менее удачны. Образуя целую серию, эти холсты могут немало поведать об их авторе. Но вряд ли будет преувеличением утверждать, что лучшим автопортретом Ван Гога служит гигантский свод его писем, многолетний эпистолярный диалог с братом Тео и другими адресатами.

Слово «диалог» представляется здесь ключевым. Сколь бы сильной индивидуальностью ни обладал Винсент, менее всего он был склонен культивировать творческий герметизм; напротив, его неудержимо тянуло к людям, общение было его родной стихией, и если он оставался одиноким, то не благодаря, а вопреки своему желанию. «А знаешь ли ты, – говорит он брату в уже цитированном раннем письме, – что может разрушить тюрьму? Любая глубокая и серьезная привязанность. Дружба, братство, любовь – вот верховная сила, вот могущественные чары, отворяющие дверь темницы. Тот, кто этого лишен, мертв. Там же, где есть привязанность, возрождается жизнь».

Безусловно правы, на мой взгляд, комментаторы, которые видят в переписке Ван Гога нечто большее, нежели документальный источник, объясняющий перипетии судьбы великого художника. Это памятник литературы, равноценный живописному наследию Ван Гога. Нужно быть слепым и глухим, чтобы не почувствовать его писательской одаренности (даже если иметь в виду переводы).

Ван Гог говорил и писал на разных языках, главным образом по-голландски и по-французски, очень много читал, и для него, конечно же, в начале было Слово – не только потому, что он постоянно обращался к Библии, но и в силу индивидуальной склонности к литературе. Распространенная точка зрения на последнюю как на что-то, якобы мешающее чистой выразительности линий и красок, могла бы привести его в недоумение. Больше того, Ван Гога следует признать именно «литературным» живописцем, поэтом живописи, если не подменять смысл глубинной связи изображения и слова ссылками на плохих иллюстраторов. Ведь грехи так называемой литературщины в живописи и описательности в литературе коренятся в одном и том же.

Вам может понравиться: