Все жанры Все авторы
Старый бурмистр - Глеб Успенский

Старый бурмистр

Страниц

25

Год

—

В рассказе «Старый бурмистр» Успенский, в своеобразной попытке разрешить глубокие противоречия деревенской жизни, которые настолько характерны для его творческого почерка в эпоху 80-х годов, рассматривает важные вопросы, связанные с прошлым и настоящим крестьянской общины. Болезненные недостатки и осложнения, возникшие в результате проведения реформы 1861 года, раскрылись в столь значительных масштабах, что некоторым крестьянам захотелось вернуться к временам крепостного права, когда «организация земледелия и хозяйства внутри деревни» казалась значительно устойчивее, а опытные бурмистры были гарантом порядка и справедливости внутри деревенской общины. В своем исследовании, Успенский внес дополнительную уникальность, углубившись в утраченные аспекты, связанные с межличностными отношениями и социальными традициями, чтобы лучше понять сложности сельской жизни и поиск возможных путей к гармонии и справедливости.

Читать бесплатно онлайн Старый бурмистр - Глеб Успенский

1

– Ишь вон, ноне какие порядки-то, – эва-а!.. Вот так богомолец: идет на богомолье, а в обоих карманах по штофу водки! Паа-аррядок! Уж нечего сказать, хорошие пошли порядки!

– Господи, – воскликнул один из моих спутников, – опять «порядок»! опять о «порядке», опять «порядку нет»! И в поле-то, и в лесу-то нет покоя от этих разговоров!

Действительно, дело было в чистом поле.

Два гимназиста, гостившие в деревне у родственников, сельский учитель и пишущий эти заметки в один славный летний вечер шли путем-дорогою, направляясь вместе с другими богомольцами в один из тех маленьких, третьеклассных монастырей, которых так много в Новгородской губернии. Шли мы берегом реки Волхова, по старой Аракчеевской дороге[1], густо обсаженной березником, – шли, наслаждаясь самым процессом ходьбы, молчанием дороги, молчанием реки. Все мы, отправляясь пешком на богомолье, делали это в видах отдохновения от разговоров об этих «порядках» и «непорядках», которые уже достаточно истомили нас в столице. И вот, едва только мы «разошлись», только стали входить во вкус физического утомления, как опять уже преследует нас мудрствование какого-то богомольца, похожего на старого отставного солдата, мудрствование, как нам было хорошо известно, всегда почти бесплодное.

Дело в том, что толки о порядках и непорядках, а вместе с толками и бесплодность их, в настоящее время составляют не только достояние столичной, газетной или журнальной беседы, но сделались необходимейшею принадлежностью и всякого деревенского разговора. Если вы разговариваете не о хозяйстве, не об умолоте или урожае, то, наверное, ваша деревенская беседа идет о «порядках и непорядках», причем бесплодность этой беседы в деревне для вас, постороннего человека, осложняется тем важным обстоятельством, что, во-первых, сами вы посторонний деревне человек, крайне мало понимаете условия народной жизни и иногда в целых, повидимому весьма убедительно произнесенных, тирадах не можете видеть ничего, кроме бессмыслицы; а во-вторых, – и это главным образом, – тем, что разговаривают о порядках и непорядках большею частию старики, люди, у которых было известное, определенное прошлое и которым судьба судила дивоваться на нечто новое, крайне разнообразное и многосложное. Судите же теперь, в какой мере может быть плодотворна беседа, если один из беседующих не понимает ни точки зрения собеседника, ни его языка, а другой старается разобрать новые, совершенно ему незнакомые, небывалые для него явления, руководствуясь только старою точкой зрения. Послушайте, для примера, о чем говорят вот эти две старухи, сидящие вечерком на завалинке.

– Нониче, – почему-то укоризненно говорит одна из них, – нониче нешто такой народ-то стал?.. И-и, ра-ади-мая, кабы нонешнюю которую псовку да в нашу бы шкуру, так ведь она что бы страму-то натворила! Поглядеть-то на нонешнюю страмоту, так и то сердце разрывается! Ну, а как же, – спросила бы я ее, псовку, – как же, мол, мы-то терпели?.. Как же вот, примером, хоть я бы себя взяла, – как же, мол, я-то со-о-орок годочков от слез свету белого, каков только свет белый есть, не видала? Как же я-то понимала свою часть и терпела? Бывало, покойник-то ведь всеё-то меня истиранит: и зубушки-то болят, крохи просунуть не могу, скулы-то свело; и лицо-то, милая ты моя, бывало, измордует покойник, что чугун станет черное… А все терплю. Плачу, а терплю, – по-ни-маю!.. А нониче? – Па-ади-ко, тронь ее, псовку, так ведь она тебя со свету сживет… Пальцем ты ее коснись – и то она настрамит на весь уезд… Ни у нее нету стыда, ни у нее нету страху!

Вам может понравиться: