Эпоха невинности - Эдит Уортон

Эпоха невинности

Страниц

210

Год

2002

Графиня Эллен Оленская, обладая уникальной красотой и загадочностью, живет в своем собственном мире, который можно сравнить с волшебной мелодией или прекрасными стихами. Ее окружающие, уже только при взгляде на нее, погружаются в мир фантазий, где нет места обыденности и привычному. Однако в мире Нью-Йорка конца XIX века, где преобладают консервативные обычаи и элитарность, поведение графини Эллен вызывает неодобрение и скандалы.

Ее кузина Мэй, наоборот, олицетворяет идеал истинной леди с безупречными манерами и репутацией. Она ожидает свою свадьбу с нетерпением, а ее избранником становится Ньюланд Арчер. Но судьба решает сыграть свою игру, и теперь Ньюланд неожиданно влюблен в обворожительную Эллен.

Этот необычный треугольник любви поражает своей сложностью и противоречиями. Несмотря на то, что кажется, будто Эллен и Ньюланд созданы друг для друга, она решает принести жертву своему собственному счастью ради любви своей юной кузины Мэй к Ньюланду.

Такие сильные эмоции и амбивалентные чувства передают атмосферу истории в еще большей степени, делая ее яркой и запоминающейся. Такие переживания и решения, тщетные попытки балансировать между обязательствами и подлинными желаниями - все это делает этот романтический рассказ по-настоящему уникальным и значимым для каждого читателя.

Читать бесплатно онлайн Эпоха невинности - Эдит Уортон

Книга первая

Глава 1

Январским вечером в самом начале семидесятых на сцене Музыкальной академии Нью-Йорка Кристина Нильсон[1] пела в «Фаусте».

Хотя давно уже шли разговоры, что где-то за Сороковыми улицами будет построена новая Опера,[2] которая блеском и роскошью затмит оперные здания великих европейских столиц, старая добрая Академия по-прежнему радушно каждую зиму раскрывала высшему обществу объятия своих видавших виды красных с позолотой лож. Консерваторы лелеяли ее за то, что некоторая теснота и другие неудобства отпугивали от нее «новых американцев»,[3] которыми уже начал наполняться Нью-Йорк и которые одновременно и притягивали и страшили «старых». Люди сентиментальные были ей преданы из-за исторических ассоциаций, с нею связанных; и, наконец, меломаны – за великолепную акустику, качество которой всегда столь проблематично во вновь выстроенных зданиях.

Это было первое появление мадам Нильсон той зимой, и публика, которую ежедневные газеты привыкли обозначать как «исключительно изысканную», направлялась послушать оперную диву по скользким заснеженным улицам – кто в собственных каретах или в просторных семейных ландо, кто в более скромных, но более удобных наемных двухместных «купе Брауна». Приехать в Оперу в «купе Брауна» было столь же почетно, как и в собственном экипаже, а вот отъезд в нем давал даже неоспоримое преимущество, – в придачу к тому, что каждый имел возможность продемонстрировать свои демократические принципы, он мог немедленно усесться в первую же из выстроившихся в длинном ряду брауновских карет, не дожидаясь, пока под крытой галереей Академии блеснет налившийся кровью от холода и джина нос его личного кучера. Это было одно из великих интуитивных открытий человека, наладившего этот бизнес, – понимание того, что для американца гораздо важнее быстро покинуть какое-либо развлекательное мероприятие, чем прибыть на него вовремя.

Ньюланд Арчер открыл дверь клубной ложи как раз в тот момент, когда занавес поднялся, открывая сцену в саду. Собственно, ничто не мешало ему появиться в театре раньше – он отобедал в семь, наедине с матерью и сестрой, затем не торопясь выкурил сигару в библиотеке с застекленными шкафами черного орехового дерева, называемой «готической» из-за стульев с высокими спинками, верхний край которых был стилизован под средневековые острые шпили, – это была единственная комната в доме, где миссис Арчер разрешала курить, и только после этого поехал в Оперу, прекрасно зная, что в столице появляться в театре вовремя не принято, а понятия «принято» и «не принято» играли в обществе, где вращался Ньюланд Арчер, столь же священную роль, как и внушающие ужас предметы культа, которые правили судьбами предков на заре человечества тысячи лет назад.

Вторая причина его задержки была личного свойства. Он тянул время, покуривая сигару, еще и потому, что был эстетом, и предвкушение удовольствия иногда давало ему более острые ощущения, чем само удовольствие. Это особенно касалось наслаждений утонченных; впрочем, у него они в основном таковыми и были. Но минута, которой он страстно жаждал сегодняшним вечером, была настолько прекрасна, что даже если бы он согласовал свое появление с антрепренером мадам Нильсон, то и тогда он не смог бы явиться в Оперу в момент более подходящий, чем тот, когда примадонна запела: «Любит – не любит – ОН ЛЮБИТ МЕНЯ!» обрывая и разбрасывая по сцене лепестки ромашки.