Лера и Межмировая Канцелярия

Начать эту историю стоит с того, что смеркалось и было промозгло. Но, согласитесь, это банальнейшее из начал. Вот только что поделать, если всё самое интересное происходит именно в стылых сумерках, когда с неба сыплется то ли очень мокрый снег, то ли не очень мокрый дождь, а прохожие спешат по домам, вжав головы в плечи и перепрыгивая лужи?

Кто будет гулять в такой вечер? Либо абсолютно счастливый человек, которому нет дела до мерзейшей погоды, либо клинический идиот… Либо тот, у кого дома засел отчим Игорь Николаевич, и находиться на пробирающем до костей ветру куда уютнее, чем в одном с ним помещении.

Проблема с Игорем Николаевичем была в том, что он имел различные мнения. Я, конечно, имела их в ответ, но мама категорически запрещала говорить об этом вслух. Вот и получалось, что за ужином приходилось выслушивать невыносимо скучные нравоучения самого разного характера. А я, вот честно, не настолько голодала, чтобы ради еды по полчаса служить объектом поучений на тему «надо мыть лицо, чтобы не было прыщей». Казалось бы, как можно растянуть одно предложение на полчаса? Но Игоря Николаевича нудноречием щедро одарила природа, поэтому он с подобной задачей справлялся легко.

Возможно, отчим обладал каким-то невероятными постельными талантами, иначе как объяснить мамино помешательство, наш с ней стремительный переезд в Москву и скоропостижную свадьбу, которая и привела к необходимости выслушивать жутко ценные (нет!) сентенции Игоря Николаевича по вечерам?

К счастью, примерно к восьми вечера источник бытовой мудрости обычно отчаливал из кухни и пристыковывался к компьютеру, где переключался на воспитание каких-то невезучих геймеров в интернете, коим не посчастливилось оказаться в одной с ним команде. Надо ли говорить, что Игоря Николаевича постоянно выкидывали из самых разных рейдов, а он искренне недоумевал, почему его ценнейшее руководство не вызывает восторга у агрессивных подростков. Будучи представителем когорты этих самых агрессивных подростков, я могла бы популярно объяснить почему, но, как я уже упоминала, мама это запрещала.

Так вот, в тот знаменательный день я гуляла, и гулять мне предстояло ещё около двух часов. В кафе не зашла, потому что денег не хватило бы даже на чашку пустого чая. И дело вовсе не в бедности. За неделю до событий того памятного вечера на возглавляемом Игорем Николаевичем семейном совете путём голосования два против одного (вернее, одной) было принято решение не давать мне карманных денег, дабы таким бесчеловечным образом мотивировать меня на поиск подработки. Никогда ещё демократия не била так больно. Но пришлось смириться. С подработкой сложиться не успело, поэтому я поглубже натянула капюшон любимого пуховика и спрятала руки в карманы. Прямо по курсу ждала бесплатная фотовыставка, так что я планировала приобщаться к искусству, благо выставки обычно проходят в сухих отапливаемых помещениях, чтобы ничто земное не отвлекало созерцателей от мыслей о высоком.

Когда из переулка прямо передо мной вырулила девушка с фосфоресцирующе-розовым чемоданом, я притормозила, чтобы случайно на неё не налететь. Вызывающе ярко одетая во все оттенки фуксии, она стремительно цокала по мокрому асфальту высоченными шпильками. В кармане малиновой курточки заиграла мелодия, и девушка резким жестом выудила смартфон, уронив на мокрый тротуар какую-то штуку. Та жалобно дзынькнула, но её занятая разговором хозяйка этого не услышала. Я сначала подумала, что это банковская карточка, но когда подняла, с удивлением обнаружила необычную металлическую пластинку с выгравированным на ней сложным переливающимся узором.