Все жанры Все авторы
Мой внук Вениамин - Людмила Улицкая

Мой внук Вениамин

Страниц

30

Год

2008

Эсфирь Львовна представляется читателю как портниха, под семьдесят лет, с огромным темпераментом и артистизмом. Она считает, что имеет что-то особенное, что отсутствует у всех остальных. Ее самопожертвование не знает границ, а деспотизм проявляется в ее характере. Автор ощущает смешанные чувства при столкновении с ней - и ярость, и восхищение. Эсфирь Львовна - последняя еврейская женщина в поселке.

Елизавета Яковлевна, двоюродная сестра Эсфири Львовны, также под семьдесят лет. Она бездетная акушерка, которую автор сравнивает с умирающим от жажды разносчиком воды. Она чувствует себя отвергнутой жертвой. Когда Элизавета обижена или оскорблена, она становится как Каин. Когда она смирена и тиха, она подобна себе самой - Елизавете Яковлевне.

Сонечка - восемнадцатилетняя девушка с огромными светлыми глазами овцы. Она безразлична к различию между добром и злом и легко относится к обидам. Она похожа на сосуд, в котором практически нет собственной личности.

Витя - восемнадцатилетний молодой человек, служит в Советской Армии. Он аккуратен и исполнителен, член комитета ВЛКСМ. Он зарекомендовал себя как хороший товарищ и принципиальный человек, политически грамотен и морально устойчив.

Первая сцена происходит на кухне у Эсфири Львовны. Она готовит еду и угощает Елизавету Яковлевну. Во время этого разговора Эсфирь рассказывает о своем путешествии в Бобруйск. Елизавета Яковлевна ошарашена, но говорит, что ни за что не рискнула бы сделать такое путешествие.

Читать бесплатно онлайн Мой внук Вениамин - Людмила Улицкая

Автор представляет действующих лиц:

ЭСФИРЬ ЛЬВОВНА, под семьдесят, портниха.

«Жестоковыйный народ» – сказано про ее породу. Темперамент полководца, вдохновение, артистизм. Убеждена, что ей дано нечто, в чем отказано всем остальным. Самопожертвованию ее нет границ. Деспотизму – тоже. Автора при столкновении с нею не раз душили порывы с трудом сдерживаемой ярости. И восхищения – тоже. Она – последняя местечковая еврейка.

ЕЛИЗАВЕТА ЯКОВЛЕВНА, под семьдесят.

Двоюродная сестра Эсфири Львовны. Бездетная акушерка. Кто не понимает – объясню: это умирающий от жажды разносчик воды. Жертва ее отвергнута. Когда такой человек обижен и оскорблен, он становится Каином. Когда смирен и тих – Елизаветой Яковлевной.

СОНЕЧКА, восемнадцать.

Огромные светлые глаза овцы. Овца. Овечка. Идет, куда ведут. Послушна и кротка. Между добром и злом едва ли различает. Обижать таких стыдно и скучно. Она – сосуд. Личности в ней почти нет.

ВИТЯ, восемнадцать.

Проходит действительную службу в рядах Советской Армии. Аккуратен, исполнителен. Член комитета ВЛКСМ, выполняет отдельные поручения. Имеет спортивные разряды по лыжам и стрелковому спорту. Проявил себя как хороший товарищ и принципиальный человек. Политически грамотен, морально устойчив.

Действие первое

Картина первая

На кухне у Эсфири Львовны. Она хлопает дверцей холодильника, достает баночки, перекладывает еду, что-то протирает, подставляет Елизавете Яковлевне всё новые и новые угощения. 

ЭСФИРЬ. Кушай, Лиза, кушай! Ты кушай, а я буду рассказывать. Я люблю, чтобы было красиво! Ты спросишь, откуда у меня это? Не знаю. Люблю. Чтоб было много тарелок, и салфетки, и все как надо. Кушай, Лиза, кушай. Возьми салат. Я тебе расскажу нечто! Ты удивишься! (Пауза.) Я была в Бобруйске!

Елизавета Яковлевна замирает в изумлении, подняв вилку в воздух.

Да, представь себе, я была в Бобруйске!

ЕЛИЗАВЕТА. Да что ты говоришь, Фира?

ЭСФИРЬ. Да, представь себе! Я была в Бобруйске!

ЕЛИЗАВЕТА. Я бы никогда не решилась… нет!

ЭСФИРЬ. Начнем с того, что это совсем другой город. Совсем другой. В нем ничего, ничего не осталось. Другие дома, другие люди. Все совсем другое. Правда, потом я поехала в Гулёвку. А вот там совсем другое дело, там остался костел, и дом дяди Якова. Помнишь, аптека была сбоку пристроена? Это сохранилось. В доме какая-то контора. И река течет, как раньше. Что ей сделается? Только мост новый. Еврейское кладбище разрушено. Помнишь, какие были красивые памятники – ничего не осталось. Эти гады, эти сволочи всё порушили. Над рекой, где была дача Лиховецкого, там теперь дом отдыха. Там я нашла кусок от большого каменного мраморного надгробья. «Год пять тысяч пятьсот сорок третий. Шаул Винавер» – это сохранилось, а от имени только одна буква «шин». Значит, конца восемнадцатого века могила, наших Винаверов предок. На этом надгробье две девочки сидели, кукол переодевали. Ну, думаю, и пусть сидят. Лавочек-то нет.

ЕЛИЗАВЕТА. Только ты на это способна, только ты! Я бы ни за что в Бобруйск не поехала!

ЭСФИРЬ. А тебе зачем? У меня дело было. Да, дело, не смотри на меня так. Кушай, кушай, что ты так просто сидишь? Ну что же ты не спрашиваешь, какое дело?

ЕЛИЗАВЕТА. Я думаю, ты мне сама расскажешь.

ЭСФИРЬ. Так вот, я приехала в Бобруйск. Огромный вокзал, просто огромный, ты себе представить не можешь. И, между прочим, город тоже стал очень большой, раз в десять, наверное, больше, чем до войны. А посреди вокзала – ларек, книжный там, я знаю? Я хочу взять открытки. И кто в ларьке? Лиза, кто в ларьке? Маруся Пузакова! Ты думаешь, я ее узнала? Ничего подобного! Я даю ей рубль, хочу взять открытки, и вдруг она кричит на весь вокзал: «Фира! Фира! Живая!» Тут уж я ее узнала, и мы заплакали, и закрыли ларек, и пошли к ней домой. Ты помнишь Марусю Пузакову?

Вам может понравиться: