Приключения сомнамбулы. Том 2

Автор

Страниц

770

Год

2008

История, рассказываемая в этом тексте, началась с громкого ночного обрушения жилой башни, спроектированной знаменитым архитектором Ильей Сосниным. Но она быстро вышла за пределы простого расследования происшествия и превратилась в совершенно индивидуальную историю.

После того, как я провел много дней, погружаясь в подробную историю жизни Ильи Соснина - человека, полного тайн и фантастических теорий искусства, неустанно стремящегося к нахождению магического кристалла, романская история, которая изначально была ограничена несколькими днями 1977 года, начала охватывать весь двадцатый век и даже перешагивать через порог нового тысячелетия. В ней отражается яркость и нищета "нулевых" годов, как мы их называли.

Сложившаяся череда событий, порой невероятных на первый взгляд, расширяет горизонты повествования не только в пространственно-временном отношении, но и в плане развития главного героя. Интересные познавательные шаги предстают перед Сосниным. В эпоху перемены, на руинах советской власти, он погружается в лабиринты своей собственной судьбы, судьбы его близких и людей, которые ему казались недоступными до вчерашнего дня. Он упорно ищет внутренние мотивы всех произошедших событий, и, переживая свой следующий шок, он случайно переходит на ту сторону реальности, где перестают существовать самые обычные вещи, и сталкивается с более глубоким смыслом жизни.

Но какую цену приходится платить за это неожиданное приключение, которое превращает его давние творческие мечты в жесткий духовный опыт? Что скрывается за каруселью лиц, идей, произведений искусства, архитектурных памятников, мелочей повседневности и понятий, ускользающих от нашего восприятия? Многослойный и насыщенный роман обещает читателям множество неожиданных сюрпризов.

Читать бесплатно онлайн Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин

* * *

Часть шестая

Ослепшие зеркала

подсказки цепкого впечатления

Шагая после допроса по громыхавшему трамваями мосту на Васильевский, к Художнику, Соснин машинально набрасывал деятельный портрет: у Остапа Степановича Стороженко были редкие русые волосы, аккуратно зачёсанные наверх, под плоским лбом симметрично лепились правильные мелкие детали лица, голова же Стороженко при его среднем росте достигала вполне нормальной величины… между сероватыми глазками и коротким, прямым, без намёка на горбинку носиком, гибкими влажными губками простирались пустоты бескровной пористой кожи… и ещё были усы, как же, упустил усы.

кое-какие дополнения к анкете

Не очень-то здоровый цвет лица, наверное, объяснялся умственной нагрузкой, которую нёс этот компетентный юрист.

Остапу Степановичу, в коем удачно скрестились гуманитарные способности с трудолюбием, прочили блестящее научное будущее; после успешной защиты, несмотря на молодость – было ему всего-то лет тридцать пять – он готовился взойти на ключевую кафедру с гарантией профессорской должности, однако, покоряя академические высоты, он не бросал и беспокойную практику – практические приложения его научных познаний в области юриспруденции не довольствовались рутинным пожиранием нервных клеток, требовали непрестанной, углублённой работы над собой, чтобы во всеоружии разнообразнейших сведений вести уголовные дела, подчас вынуждавшие вторгаться в абсолютно незнакомые сферы. Ко всему Остапа Степановича упросили временно консультировать Отдел Культуры всесильного Комитета да так и осталось… Вроде бы сполна хватало обязанностей, но с темпераментом неутомимого общественника он вёл ещё и семинар по марксистско-ленинской эстетике, сопредседателем правовой комиссии юристов-демократов, имевшей высокий международный статус, мотался по странам и континентам, а к возвращению на просторнейшем рабочем столе его вырастал Монблан новых дел, конечно же – неотложных.

ритуальные пассы перед допросом

– Проходите, Илья Сергеевич, не бойтесь! – с украинской певучестью пригласил Остап Степанович, поднимая от документов засиявший лик, который округлой мягкостью ободряюще контрастировал с висевшим за спиной следователя каноническим фотопортретом узколицего, с клинком бородки Дзержинского. – Проходите, проходите, – повторял он, хлопая одной ладонью по бумажной свалке, где запряталась зажигалка, а другой, отгоняя досадливо кружившую моль.

Нащупав зажигалку, сверкнув огоньком, вспомнил о сигарете, лежавшей поверх портсигара с кустистой монограммой, снял сигарету с крышки и широким жестом протянул распахнувшийся на лету портсигар. Когда Соснин, невольно вдохнувший табачные благовония, покачал головой, следователь, наконец, закурил, отдался жадной сладкой затяжке, но, опережая облачко дыма, тень озабоченности неожиданно легла на его чело. Извинился, что отвлечётся, потребовал от телефонной трубки чего-то, чего больше не желал ждать, при этом он листал записную книжку с каллиграфически-ровненько, строчечка к строчечке, заполненными страничками и выравнивал на маленьком носу очки в роговой оправе; очки отчасти скрадывали пустоту лица, чему, впрочем, служили и небольшие, хотя пышные – не то, что шевелюра – рыжеватые усы, понуждавшие Остапа Степановича, дабы, неровен час, не воспламениться, пользоваться при курении длинным, плавно сужавшимся и уплощавшимся для удобства прикуса мундштуком из изукрашенного «под мрамор» желтоватого пластика.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: