Инверсия безупречных алгоритмов

Сквозь узкие окна в куполе модульной станции струился отраженный от Земли свет, украшая блестками, кристаллики замерзшей воды, доставленной с Каллисто тяжелым ядерным буксиром. На борту Кай наблюдал за тем, как в грузовых отсеках гусеничные боты слой за слоем печатали композитную заплатку на одном из бункеров, устроившем этот живописный снегопад в индустриальной зоне.

Над мегаполисами земли уже давно никто не видел мягкого рассветного солнца, его заменили голограммы «Идеального утра». Хотя, люди уже не нуждались в свете и могли модифицировать свои глаза для восприятия тьмы как ясного дня, «Идеальное утро» было необходимо для настройки их биоритмов.

На дне Тихого океана, среди темного безмолвия, в синхронном танце на поверхности ледяного зеркала скользили толпы подводных дронов, собирающих черную пыль, синтезируемую колониями графенобразующих бактерий. Их алгоритмы, написанные для вечности, иногда давали сбой. Один из таких дронов сегодня обнаружил аномалию: необычный люминесцентный коралл, проросший сквозь массивную газогидратную плиту. Он должен был уничтожить его плазменным резаком, но вместо этого… замер. В его бинарном коде, словно вирус, вспыхнула строка: «Сохранить. Это красиво».

Номос стер сбоивший фрагмент за несколько наносекунд, но момент «неповиновения» уже попал в лог-файлы, и они были отправлены Ронни Локвуду для настройки общего алгоритма светокоррекции подводных дронов. Он еще не знал, что этот баг станет первым звеном в цепи, которая обрушит Вечный Покой.

Серая стена сама затянула царапину, пока Ронни еще спал. Он не видел, как серебристые нити плавно переплетаются, словно дрессированный жидкий металл, заглаживая следы его вчерашнего раздражения. «Самовосстанавливающийся интерьер – гарантия стабильности», гласил девиз Номоса. Стабильность – единственное, что осталось священным за триста лет вечности.

Голограмма «Идеального утра» вспыхнула ровно в 07:00, залив комнату на 316-ом уровне «Олимпик-Монс» кислотно-розовым светом. Ронни щурился, чувствуя, как модифицированная сетчатка автоматически затемняет хрусталик. Его глаза, усиленные для восприятия тьмы, всё ещё не могли привыкнуть к этой фальшивой яркости. «Зачем было голосовать за новый дизайн рассвета, если все равно вставать так трудно?» – подумал он, стирая проекцию жестом. В воздухе зависли цифры: 10 000 дейтчейнов – плата за вчерашний патч. Этого было достаточно, чтобы купить лицензию на кастомный интерфейс. Или провести сеанс детальной дефрагментации памяти.

Он потянулся к тусклой голограмме глобальной нейросети, но гифы в висках зарябили, напоминая о вчерашней мигрени. Оптические волокна, вживлённые в кору головного мозга, пульсировали холодным светом – побочный эффект от апгрейда «Когнитив-U». Рекламные алгоритмы Номоса продавали его как «симбиоз с будущим», но Ронни всё чаще ловил себя на мысли, что зеркало в ванной отражает не его лицо. Там, за слоем постоянно регенерируемой кожи, неуязвимой для старения, прятались чужие скулы, чужие морщины, стёртые наноботами два века назад.

– Кофе. Чёрный. 58 градусов, – пробормотал он, из проема в кухонной стене выдвинулась серая полка с бежевой чашкой из композитной керамики. Пар поднимался ровными кольцами, алгоритм терморегуляции не допускал погрешностей.