Карма для оборотня

Большое болото подступало к деревеньке давно, зря люди когда-то поселились в этой сырой местности. Ещё и взбрыкнула речка Тихая: засорила ниже по течению своё русло и принялась широко разливаться, затапливая из года в год окрестные луга.

Разведя жуткую мокроту, речка через десяток лет русло поменяла и потекла себе дальше, ну а стоячие воды заилились и заросли густой ряской. Вместо лугового разнотравья везде теперь рос камыш, рогоз да мох, а рядом с деревенской околицей, тоже ставшей топким местом, принялись по ночам хороводиться блуждающие огоньки. То ли горючие болотные газы, то ли светящиеся глаза обнаглевшей нечисти, выживающей людей с насиженного места.

Впрочем, жители деревеньки теперь и сами за родовое гнездо не держались. Поднявшиеся грунтовые воды навсегда затопили погреба, а у домов, сплошь деревянных, прогнили нижние венцы. Огороды тоже не просыхали и, смирившись с неизбежным, народ стал постепенно разъезжаться кто куда.

Последние люди сбежали, когда с болота стали ясно слышаться то девичий хохот, то горький плач, а ещё странные вздохи. Не испугалась и осталась в пропадающей деревушке одна только сорокапятилетняя Нюра. Односельчане убеждали её уйти с ними до последнего, однако упрямица отказалась категорически. Продолжала жить единственной обитательницей медвежьего угла, всё больше погружающегося в болото и в забвение. Но на карте области деревенька всё ещё существовала, именуясь, как и встарь, Тихий Омут.

Официант не слишком популярного ресторана Матвей – чаще просто Мотя, – остро переживал кризис среднего возраста. Или не среднего. Ведь рубеж, после которого пора жалеть, что не всё в этой жизни попробовал где-то сорок-сорок пять, Моте же было всего тридцать два. Но это по паспорту. Внушительная ранняя лысина и сутулость прибавляли лет эдак десять, а вечно унылое, неулыбчивое лицо с печальным фактом не только соглашалось, но и подкидывало годков пять ещё от себя. Дошло до того, что новый менеджер по персоналу вдруг стал выспрашивать Матвея, не тяжело ли тому уже бегать с подносом? Ну а самое неприятное – у бедного Моти появилось дурацкое прозвище. Посетители ресторана, будто сговорившись, стали величать невзрачного парня хмырём.

"Где этот хмырь с нашим заказом?! – вечно орал кто-нибудь из гостей, хотя в задержке были виноваты только повара. Или: "Девчонки, кто-нибудь догадался дать официанту чаевые? Почему сама не дала? Да я этого хмыря в лицо как-то не запомнила…". И это при Мотиной-то угодливости и расторопности!

Страшно неудовлетворённый качеством своей нынешней жизни, парень подумывал уволиться из официантов, одновременно осознавая, что решится на это тяжело. Приличного образования или дефицитной специальности у него не было, сильной родни, как у детдомовца, тем более. Значит, в любом другом месте придётся начинать с нуля, а нынешняя профессия хотя бы "хлебная".

Но ещё больше, чем иметь хорошую работу, Мотя мечтал переменить свою внешность. Не просто подкачаться, скажем, в спортзале, а кардинально, до неузнаваемости! Другая внешность, другое к нему отношение, а значит новая судьба. И эта идея фикс, вопреки логике, нравилась наивному парню всё больше. Всего-то поменять тощую поникшую спину на гору мускулов, а лысину на шикарную шевелюру. Новое лицо Мотя навоображал себе конечно мужественное, но с располагающей улыбкой, открывающей ослепительные зубы.