Тьма

Пролог

Ибо тот, кто познал чистоту света, видит во тьме не слуг, а изломанные души. И когда такая душа становится владыкой тьмы, сам мир замирает в ожидании.

Глава I. Последний Закат

Тишина. Та особенная, глухая тишина, что зреет лишь в забытых богом уголках мира, где время течёт иначе – не спеша, густым, как смола, потоком. 1204 год от Рождества Христова, Год Вепря по старому календарю. В одной из таких деревушек, затерянной меж стен древнего леса и суровых гор, люди испокон веков учились не бороться с миром, а договариваться с ним. Они пахали землю, растили детей и почитали богов – как светлых, так и тёмных, ибо в их мире не было места наивности. Нечисть не была сказкой; она была частью пейзажа, как дождь или снег. Её боялись, с ней заключали сделки, пред ней трепетали.

Последние лучи солнца цеплялись за остроконечные вершины елей, окрашивая небо в цвет расплавленного золота и медного купороса. Воздух, напоённый ароматом хвои и влажной земли, был прохладен и свеж. Мирабелла, стройная девушка с короткими, тёмно-фиолетовыми волосами и большими голубыми глазами, в которых часто плелась тихая грусть, стояла босиком на остывшей за день земле своего огорода, сжимая в руках плетёную корзину. В ней лежали последние собранные луковицы – твёрдые, упругие, ещё пахнущие жизнью. Но её взгляд был устремлён дальше, за линию леса, где горел закат. Ветер, нежный и ласковый, трепал её волосы. Предвкушение праздника сладкой тяжестью сжимало ей грудь.

«Совсем иной мир там, за лесом…» – мелькнула у неё мысль, но тут же растворилась, как утренняя дымка.

Словно очнувшись, она развернулась и зашла в дом. Воздух внутри был густой и тёплый, пропахший дымом очага и ароматом похлёбки, в которой щедро плавали куски кореньев и лесных трав.

– Мира, ты пойдёшь на праздник? – голос матери, мягкий и заботливый, донёсся с печи.

–С твоего разрешения, пойду, – ответила Мира, ставя корзину на грубый деревянный стол.

–Правильно, сходи, отдохни, – мать обернулась, и на её усталом лице, сохранившем следы былой красоты, расплылась добрая улыбка. – А то ты вечно занята дома.

Наступил вечер. Облачившись в своё единственное белое платье, Мира спускалась по скрипучей лестнице. Внизу, за столом, сидел отец. Его крупная, исхудавшая от тяжкого труда фигура казалась особенно массивной в тусклом свете свечи. Он тяжело опустился на лавку, и усталость будто со стуком скатилась с его широких плеч. Его пальцы, привыкшие сжимать топорище, бессознательно постукивали по грубому дереву стола. Он поднял на дочь взгляд, в котором смешались усталость, забота и суровая нежность.

– Будь аккуратна и не натвори глупостей, хорошо? – его голос был похож на отдалённый гром.

–Хорошо, пап.

Она подошла и, наклонившись, коснулась губами его щеки, шершавой от многодневной щетины.

–Люблю тебя, пап.

Отец смотрел на дочь, и в уголках его глаз залегли лучики морщин. Он утвердительно кивнул.

–И я тебя, дочка.

В этот момент из сеней донёсся голос матери:

–Мира, подожди!

Женщина подбежала к ней, в руках у неё что-то блестело в полумраке – старый золотой медальон на тонкой цепочке.

–Вот, возьми, – она протянула его. – Это то, что мне передала моя мама, а ей – её.

Прикосновение её рук, шершавых от работы, было знакомым и невероятно нежным. Пальцы с трогательной осторожностью застегнули застёжку. Металл был странно холодным, даже в тепле дома, но он быстро согрелся от тепла её кожи. Мать обняла Миру, взяла её за руки и, отодвинувшись, окинула её восхищённым взглядом.