Анти-Горбачев

10 марта 1985 года. Здание ЦК КПСС на Старой площади, 22.30

Политбюро собиралось долго и муторно, и настроение у всех собравшихся было безрадостным – третий генеральный уходил в иной мир за неполные два с половиной года. Последним вошёл Горбачев, фактически исполнявший обязанности генсека последние месяцы. Он осмотрел собравшихся, тяжело вздохнул, но сел не на председательское место во главе стола, а чуть сбоку, соблюдая приличия.

– Товарищи, – начал он, – все вы, конечно, уже в курсе, что сегодня скончался Константин Устинович. Прошу почтить память покойного вставанием.

Народ дружно встал, постоял с минуту и уселся обратно вслед за Горбачевым. Тогда тот продолжил:

– Давайте заслушаем товарища Чазова о причинах смерти генерального секретаря.

Чазов встал, откашлялся, вытащил из папки два листочка, скреплённых скрепкой, подслеповато прищурился и зачитал стандартно-казённое заключение, в котором фигурировали страшные слова о нарастающей печёночной и лёгочно-сердечной недостаточности. Как это и обычно, его мало кто понял, но понимающие лица сделали абсолютно все.

– Надо собирать пленум ЦК и избирать нового руководителя, – сказал Горбачёв, – предлагаю назначить пленум на завтра на 14 часов.

Возражений не последовало.

– Хорошо, я полагаю, что организационные вопросы по доставке членов ЦК в Москву решат товарищи Лигачев (заведующий общим отделом и секретарь ЦК, назначен на этот пост полтора года назад) и Соколов (тогдашний министр обороны). Теперь вот что, товарищи, – откашлялся Горбачёв, – нам надо выбрать председателя комиссии по организации похорон, определить место захоронения и прощания с покойным, а также наметить время, когда будет обнародовано сообщение о смерти генсека…

Если с местами и временем никаких затруднений не возникло (без возражений были утверждены Кремлёвская стена, Колонный зал Дома Союзов и сообщение в газетах и по ТВ завтра с утра), то относительно председателя комиссии возникла некоторая заминка… в зале повисла звенящая тишина, продолжавшаяся немного дольше ожиданий Михаила Сергеевича.

– Я полагаю, – встал Громыко, – что наилучшей кандидатурой на должность председателя комиссии станет Михаил Сергеевич – он фактически руководил Политбюро с января месяца, ему, так сказать, и карты в руки.

После этого случилась ещё одна пауза, как бы не длиннее первой. Затем встал первый секретарь Московского горкома Гришин.

– У меня одно маленькое замечание, товарищи, – сказал он негромко, – Михаил Сергеевич, безусловно, является ярким и талантливым руководителем, одновременно исполняющим множество обязанностей, однако количество этих обязанностей с некоторых пор стало превышать все разумные рамки, поэтому есть предложение не добавлять ему лишней нагрузки, а поручить организацию похорон менее загруженному товарищу.

И снова наступила гробовая тишина… если бы в здании ЦК летали мухи, то наверняка их было бы сейчас слышно. Но мух здесь эффективно искоренял обслуживающий персонал, поэтому слышно было только, как дрожит карандаш в руках Соломенцева (член Политбюро с 83 года, андроповский выдвиженец, председатель Комиссии партконтроля), ударяясь по краю стакана с минералкой.

– И кого же вы предлагаете назначить на этот пост? – наконец раздался голос Громыко.

– Григория Васильевича Романова, – последовал немедленный ответ. – Григорий Васильевич опытный руководитель, он успешно руководил Ленинградской партийной организацией, а сейчас также прекрасно справляется с обязанностями куратора оборонной отрасли, справится и с этим делом.