Спрятанное слово

«Надобно жить, надобно любить, надобно верить».

Л. Н. Толстой. «Война и мир»

Если вы когда-нибудь ходили по улице Гоголя одного провинциального городка N^>*, то, должно быть, видели одиноко сидящую у больших красных ворот женщину. Она, звали её Тамарой, родилась в одном неуютном многоквартирном бараке за большими красными воротами. Семья Тамары считалась нелюдимой и гордой. Её мать ни с кем всерьёз не общалась, у отца тоже совсем не было друзей. Зарабатывали своим трудом: мать ткала ковры и одеяла, отец чинил мебель и обувь, а Тамара готовила обед и прибирала в комнатах.

У девочки тоже не было подруг, она дружила с цветочками, пчёлками, но чаще всего сидела у больших красных ворот, слушала рассказы старой цыганки и как будто чего-то всё время ожидала. Добрая Мирела (так звали цыганку) рассказывала девочке старинные легенды и предания своего кочевого народа. Так они могли сидеть часами, лишь изредка отвлекаясь на трель сверчка или песнь сладкоголосой пташки. Родители Тамары не любили Мирелу, считали её старой ведьмой, но со временем привыкли и перестали бранить дочь за длинные полуночные беседы. Мирела, как и все цыгане, была вольной птицей до самой старости, поэтому долго не засиживалась на одном месте. Однажды она подарила девочке расписной платок и ушла с остальными в неизвестном направлении. Тамара каждый вечер так и сидела у ворот, накинув на плечи тот самый платок, согревающий её душу каким-то особенным теплом. Она изо всех сил старалась представить наяву цыганские легенды, но без старой цыганки лишь холодная тоска стала частым гостем её вымышленного мира.

Однажды мама взяла Тамару с собой на рынок, который находился рядом с домом: по правую сторону от двора. Девочке уже шел шестнадцатый год, а за пределы дома она едва ли выходила… Шла довольная, но испуганная. И тут, подойдя к лавке с нитками и тканями, она встретилась глазами с сыном лавочника, любовь вспыхнула в ней, как зарница на закате над холмом. Она сразу поняла, что это любовь, потому что часто слышала о ней из уст Мирелы. Но сын лавочника даже не заметил её, он был поглощён сортировкой шпулек и мотков. Девушке впервые в жизни захотелось сделать что-то такое, чтобы ее заметили, но не успела эта мысль коснуться воздуха, как мать, быстро схватив Тамару за руку, понеслась к овощам и фруктам. Тамара всю дорогу роняла слёзы на дорогу и, дойдя до дома, ощутила пустоту и покой… Это был её собственный маленький дождь, её маленькая гроза, её маленькое приключение, её маленькая любовь, её маленькая боль… Но никто этого даже не заметил.

Прошло 20 лет. Ни мать, ни отец так и не смогли выдать дочь замуж. Причина неизвестна, может быть, Тамара не захотела ни с кем обручаться, потому что любила сына лавочника; может быть, из-за того, что родители ни с кем не общались. Так она и просидела свои лучшие годы у больших красных ворот… Она научилась всему, что умели родители: и ткать ковры с одеялами, и чинить мебель с обувью. Её золотые руки приносили им основной доход.

Прошло 30 лет. Тамара осталась одна. Теперь она еще чаще сидела у ворот, которые ей казались уже не красными, а коричневыми; небо казалось пепельно-серым; цветы тусклыми; пчёлы перестали игриво жужжать… Она ни о чём не думала, её основным занятием было встречать и провожать взглядом проходящих мимо людей, с некоторыми из них она даже здоровалась. Встретив утром прохожих, она стремилась всеми силами встретить их же вечером. Ей нравилось замечать разницу между утренней бодростью и вечерней усталостью лиц. Она сама не знала, откуда появилось это странное увлечение. И вот из этого увлечения выросло маленькое Тамарино счастье.