Без дна. Том 1

«Дружище мой дорогой! Ну не нам ли, двум хрычам старым, поиспытавшим и каких только премудростей ни вкусившим – вплоть до мудрёного постулата демократического централизма, не согласиться с тем, что у каждой нации, равно так же как и у каждого смертного, есть то, ради чего он, она, оно и проявились на этом свете. Ди-вер-си-фи-ка-ция. Кто-то, скажем, сапоги тачает, кто-то в этих сапогах по земле ходит. Об этом ещё и генералиссимус Суворов, царствие ему небесное, как-то образно сказал. Сейчас не воспроизведу, башка не та. А раз так, вот и давай теперь за Суворова. Земля ему пухом!» – «Послушай. А тебе не довольно?» – «Э нет, я знаю. Когда “довольно”, мне всегда бибикают. Сверху. Да, сигнальчик такой подают. А тебе разве нет?»

Парочка пожилых… Да, с них, пожалуй, и начнём. Почти старики. Один пришёл к другому в гости. На самом стыке тысячелетий: канун 2001 года, точнее, 29 декабря пока ещё 2000-го. Чем не повод встретиться, пожевать наполовину вставными протезами, наполовину ещё сохранившимися собственными зубами чего-нибудь вкусненького, выпить стопочку-другую веселящего напитка и, таким вот традиционным способом расслабившись, поговорить «за жизнь»? Одного поколения люди, из одного общего котла один общепитовский бульонец хлебали, а всё равно разные. Так часто бывает у друзей. Один – хозяин – склонен к меланхолии, другой – гость – скорее, холерик. Из одного искры летят, другой – холодный душ.

Того, из кого летят искры и кто с таким нестарческим апломбом рассуждает о том, кто и ради чего явился на этот свет, кличут Виктором Валентиновичем Мовчаном, сорок пятого года рожденья. Холодный душ, предупреждающий, что во всём до́лжно соблюдать меру, олицетворяется Игорем Олеговичем Танеевым. Он на пару лет своего пламенного собеседника постарше. Внешне они также разнятся. Виктор Валентинович почти вылитая копия известного в своё время писателя, публициста и общественного деятеля Владимира Галактионовича Короленко. Копия прежде всего благодаря своей пышной, вьющейся шевелюре, мохнатым бровям и богатой растительностью бороде; и то, и другое, и третье уже очень заметно побеленное сединой. Игорь же Олегович, если использовать тот же весьма удобный инструмент сравнительного описания внешности, очень напоминает другого, куда более прославившегося писателя Ивана Бунина, каким он предстаёт на фотографиях в его уже преклонном возрасте, то есть без «молодой» бородки – гладко выбритым, с редкими, тщательно зачёсанными на правый пробор, также тронутыми сединой волосами. Они не только на данный момент «собутыльники», не только друзья-товарищи, но и родственники: Виктор Валентинович приходится Игорю Олеговичу шурином. Точнее, приходился, потому что Игорь Олегович и сестра Виктора Валентиновича Тоня в разводе уже почти три десятка лет.

Познакомило же эту парочку то, что оба были когда-то «политкаторжанами». Оба получили в отместку за инкриминируемое им «враждебное отношение к существующей Советской власти» соответствующие «политические» статьи 70 ч. I и 72 УК РСФСР. Статьи одни, отбывали наказание в одном исправительно-трудовом лагере, но «нарушали» в разных географических точках страны (один здесь, в Краснохолмске, другой в тогда ещё Ленинграде), совершенно не подозревая о существовании друг друга. Разными были и переносимые ими уже на завершающем этапе их жизни хвори: Игорь Олегович вот уже седьмой год как «мирно сосуществовал» с сахарным диабетом, а Виктор Валентинович перемогал как мог язву желудка. У того и другого были, таким образом, свои пищевые и питьевые табу. Игорь Олегович, однако, мог позволить себе рюмку-другую настоящего коньяка, а Виктор Валентинович обходил запреты с помощью специальной настойки на целебных травах, которой его периодически снабжала его живущая в деревне и ещё помнящая «древние» рецепты родственница.