Чемодан

Питер. Сырой, промозглый, будто облитый холодным чаем, город. Под ногами причмокивала кашица из снега, грязи и многочисленных следов. Над головой тянулось хмурое свинцовое небо. Город не разговаривал. Он гудел, уныло с упрёком.

В парадной бывшего студенческого общежития пахло гнилыми апельсинами, дешёвым кошачьим кормом и несбывшимися надеждами. Древний лифт скончался ещё позапрошлой осенью. Грязные стены были исписаны фразами, в которые никто уже давно не верил: «Жить – значит бороться», «Денис, верни долг», «Свет в тебе». Последняя надпись была перечёркнута и подписана: «Пока не отключили за неуплату».

На кухне, узкой, как спичечный коробок, сидел Миша. Точнее, в том углу, который в их обиходе звался кухней. Столом служил подоконник, плиту заменял советский примус, а сменивший не первый век холодильник стонал, как старик с радикулитом. Единственное окно выходило на глухую кирпичную стену соседнего корпуса, и лишь в хорошую погоду, то есть почти никогда, на стекле можно было разглядеть отражение неба.

На древнем, с облупившимся логотипом, ноутбуке, парень просматривал свою электронную почту. Два письма с обещанием «мы вам перезвоним», одно с вычурной припиской «у вас слишком живой взгляд». Он горько усмехнулся, вспомнив свое последнее собеседование. В «перспективную IT-компанию» требовался дизайнер интерфейсов, но в итоге все два часа пришлось слушать лекцию о корпоративной дисциплине и безвозмездной любви к делу.

Работы не было. Фриланс приносил копейки, которые утекали сквозь пальцы: за жильё, за еду, за интернет. Даже на чае приходилось экономить.

– Когда же мы отсюда выберемся? – спросил он в пространство.

– Куда собрался? – отозвался голос из-за двери.

В комнату вошла, промокшая до нитки Маша. Куртка и волосы сырые, нос покраснел. Она принесла с собой запах кофе, чистящего средства и чужих духов.

– Не знаю… хоть куда, – пробормотал Миша. – Главное подальше отсюда.

– Ну это только если нас усыновит добрый дяденька миллиардер. «Или нам на голову упадёт чемодан с деньгами, – сказала она, скидывая ботинки. На ней был форменный застиранный фартук, и въевшийся след от ручки на ладони: «№34 чай, лимон, 2 сахара».

– Я бы выбрал чемодан. Миллиардеры, знаешь ли, ещё и условия любят ставить.

– А чемодан условий не ставит. Будто он стоит где-то и ждёт тебя.

– Чего не знаю того не знаю. Я вот жду звонка от потенциального работодателя.

Они переглянулись. Взгляд у Маши был уставшим и обречённо насмешливым. Улыбалась она редко. Если и улыбалась, то будто на паспорт готовилась сниматься: уголки губ вверх, глаза в никуда. Но за последние месяцы в её лице появилось нечто новое. Не усталость, с ней они были давно знакомы. Не разочарование, оно стало частью их жизни.

– Знаешь, о чём сегодня сплетничали девочки в институте? – спросила она, снимая фартук.

– Дай угадаю. Они снова летят в ад, но через Мальдивы.

– Почти. Бали.

Однокурсницы Маши любили соревноваться в отпускных историях. Дубай, Пхукет, Тай. Они болтали об этом между парами, в раздевалке, в туалете, в переписках, в сторис. Щебетали, как чайки на пирсе: громко, самодовольно и с неприкрытой радостью. В их рассказах был обжигающий ступни песок, коктейли с зонтиками, инстаграмные закаты, яркие туники, массажи и мужчины с загаром.