Багровый след

Урбанизация… Какой кошмар! Люди бегут в крупные, отравленные, и без того перенаселённые города. Малые города вымирают, а деревни – тем более. Конец избяной Руси! То, чего боялся С. А. Есенин, продолжается с новой силой. Но остались ещё на нашей земле деревни, и действие будет происходить в одной из них…

Павел Семёнович Нарядный, участковый полицейский в деревне Болотниково, что на реке Светловодичка, проснулся в шестом часу утра от стука в окно. Выглянув, он увидел испуганное лицо старушки, которую в Болотникове все знали, как бабу Веру. Старушка была одета в какую-то шерстяную юбку, калоши и старую курточку, сверху была закутана тёплыми платками.

– Пашенька! Сынок! Помоги! – сбивчиво закричала старушка.

– Что? Что случилось? – сонным голосом спросил Нарядный.

– Ну вот, спала я себе, спала, уж сон видела… Хороший сон: будто еду я в поезде, в плацкарте, чай пью, а на столе стоит ещё одна чашка… И вдруг заходит какая-то старуха и спрашивает: «А чо чашек две?» Я ей говорю, мол, вторая чашка моего соседа, а она опять: «А чо чашек две?» Бегает по плацкарту и спрашивает: «Чо чашек две? Чо чашек две?» …

– Короче, баб Вера… – сказал Павел, зевнув.

– И тут крик из соседского дома! Мне кажется, что с Людкой что-то случилось! Сердце моё не на месте… А сердце и так больное! Вот на прошлой неделе, кажется, во вторник, была я у врача. Говорю: «Сердце опять болит…»

– Что с Людмилой Викторовной?

– А я откуда знаю?! Крик такой страшный был, и в окне у неё что-то промелькнуло! Я думаю сам… – баба Вера замолчала.

– Кто?

– Дьявол, – сказала она испуганным шёпотом.

– Дьявол или не дьявол, а комендантский час нарушать нельзя! – пошутил Павел, скрывая волнение.

Баба Вера посмотрела на него непонимающим взглядом:

– Вот не знала бы твой характер – прибила бы! – она погрозила кулаком.

Минут через шесть Павел Семёнович, молодой человек двадцати шести лет, ростом метр восемьдесят, с карими глазами и тёмно-русыми волосами, облачённый в форму, выдвинулся по просёлочной дороге к дому бабы Люды. Баба Вера семенила за ним.

На дворе была середина ноября. Дорога, испещрённая колеями от трактора, оставленными после осенних дождей, промёрзла. Жухлая редкая трава, покрытая инеем, хрустела под ногами. Единственный работающий на улице фонарь освещал путь тусклым жёлтым светом. Вся деревня в такой ранний час благополучно спала.

Вот и дом Людмилы Викторовны. Калитка (по советской традиции) была не заперта. Баба Вера остановилась в нерешительности – Павел смело шагнул во двор. Баба Вера оглянулась и побежала за ним. Дверь была закрыта. Павел дёрнул дверь сильнее, и замок отсоединился от гнилого деревянного дверного проёма. Из дома повеяло холодом. Нарядный прошёл через сени, баба Вера старалась не отставать. Еле найдя выключатель, Павел зажёг свет. В прихожей всё было на своих местах: одежда висела на крючках, странная стариковская обувь (полу туфли полу тапки) стояла на полочке для обуви, даже половик был разглажен и лежал на своём месте. Всё было слишком тихо и спокойно. Не разуваясь, наши герои зашли на кухню.

На кухне царил хаос: мебель была опрокинута, посуда разбита, и (самое главное) всё было в бурых пятнах. На полу лежал изорванный халат бабы Люды (тоже весь в крови). От кровавой лужи уходил непрерывный широкий след, и вёл он к дыре внизу стены. Дыра вела на улицу и была неаккуратная, словно проеденная кем-то.