Как Кощей с ведьмой уживался

Мне девочка сказала:

Ты – мой Волшебный Фей.

О, нужно очень мало

Для полевых стеблей!

Им дай лишь каплю влаги,

Им дай один лишь луч,

И цвет расцветшей саги

В безгласности певуч.

Светлоголовке малой

Я сказку рассказал.

Я был пред тем усталый,

Пред тем я духом пал.

Из слез моих незримых,

Из смеха уст моих,

Я слил – о серафимах

Прозрачно-светлый стих.

И цвет раскрылся алый

В устах мечты моей,

И я – не мрак усталый,

А я – Волшебный Фей.

К. Бальмонт. «Фей»

Утро добрым не бывает. Эту нехитрую истину я усвоила еще в детстве, когда родители стали отводить меня пять дней в неделю в детский сад. Ну как можно назвать добрым утро, когда ты плетешься по улице, зеваешь на ходу и мечтаешь вернуться в теплую постельку, а маме уже пора на работу, и тебя тащат, словно бычка на веревочке?

Теперь, отучившись и выйдя замуж, я все чаще убеждалась, что фразу «доброе утро» придумал изощренный садист. Вот и сейчас за дверью что-то гремело. Судя по звукам, там сошлись в неравном бою сразу три былинных богатыря. А может, напились и не могут найти выход, отчаянно пытаются выбраться и то и дело налетают на стены. Беда только, что былинных богатырей в нашем доме не водилось.

– Прибью, – зевая, угрюмо пообещала я. Вылезать из кровати не хотелось, но нужно было идти и наводить порядок. – Если снова Васька зачинщик…

Кощей, в одних шортах, хмыкнул, поднимаясь со своей половины:

– Лежи. Мы сами разберемся.

– Знаю я, как вы разберетесь, – проворчала я, провожая его взглядом. Чадолюбивый, он наказывал детей крайне редко, что приводило к их практически полной безнаказанности.

– Была б твоя воля, они б у тебя только и делали, что зубрили правила и таблицу умножения, – заявил он мне как-то. Я тогда только плечами пожала: идеальное наказание. И мозговую активность стимулирует, и детей на какое-то время усмиряет.

Грохот прекратился. Гадая, что же все-таки там произошло, я, в длинной ночнушке, заставила себя подняться и стала передвигать ноги по направлению к двери.

В коридоре Кощей негромко отчитывал Даню, Лизу и Василису. Десятилетние двойняшки и их четырехлетняя сестра стояли, понурив головы, косились на притворившегося ветошью Ваську и молчали.

– Что опять не поделили? – вмешалась я в процесс воспитания. – Кого без завтрака оставлять?

Слаженный вздох был мне ответом. Эта троица явно играла на нервах у отца, зная, что тот их в обиду не даст. В принципе, так и получилось бы, но на улице раздался вдруг жуткий грохот, а затем – вой.

– И кого там убивают? – сцедив зевоту в кулак, мрачно спросила я пространство.

Во дворе мы появились всей компанией, включая тихушника Ваську.

Высокая широкая деревянная конструкция, стоявшая на земле, больше всего напоминала лично мне граненый стакан. Правда, использовалась она для других нужд.

– Неужто разбудила? – ухмыльнулась явно довольная своим эффектным поведением Юлька, сидевшая внутри «стакана». – Увы, этот обормот так и не наладил мне ступу.

Обормотом моя дражайшая подружка любя называла своего мужа Соловья.

– Почему ступа? Есть же машина, на худой конец – лошадь, – проворчала я, наблюдая, как Юлька, одетая в удобные джинсы и длинную широкую кофту, вылезает наружу.

– Не пристало правильно бабе Яге на лошади скакать, – заявила Юлька, крепко обнимаю довольных ее появлением мелких.