Лала проснулась далеко за утро. Села на лежанке, потянулась сладко. Рун, пока она спала, оставался в доме, работы всякой мелкой накопилось за время его отсутствия. И лопаты подремонтировать, и нож поточить, и дверь в сенях стала плохо открываться, подладить бы надо. Он старался делать всё очень тихо.
– Как же хорошо спать в тепле, да на мягком, да с одеялком, – зевая, довольно проговорила Лала.
– Проснулась, любовь моя? – улыбнулся ей Рун.
– С добрым утром, суженый мой, – ласково ответила Лала. – Ты, я смотрю, хорошо вжился в роль.
– Может для меня это и не роль, – поведал он не без доли иронии.
– А что? – весело полюбопытствовала Лала.
– Ну, вроде как мечта. Мечтаю наяву.
– Так замечтался, что даже невесту не хочет обнять с утра! – с лукавым укором покачала головой Лала. – Вот так жених!
Рун подошёл к ней, она выпорхнула из лежанки, прижалась к нему.
– Прости меня, Лала, – мягко произнёс он.
Его искренний тон вызывал у неё недоумение.
– За что? – удивилась она.
– Что не был ночью подле. Уговаривал бабулю, но она кремень. Говорит, нельзя неженатым. А ты меня всё звала во сне.
– Правда-правда звала? – с милой доверчивостью ребёнка посмотрела на него Лала.
– Тяжело было от этого, зовёшь, зовёшь, а я не могу прийти. За руку уломал только бабулю, чтобы разрешила тебя держать. И всё.
– Ну, за руку тоже хорошо, – подбадривающе улыбнулась ему Лала. А затем вздохнула. – Не переживай, Рун, ничего не поделаешь. Хотя… грустно будет теперь. Ночами. Я уже привыкла. Быть счастлива, когда сплю. Прямо хоть в лес снова уходи.
Её личико, несмотря на сияние счастьем, приобрело чуточку выражение печали.
– Может нам… пожениться понарошку? – подумал вслух Рун.
– Как это? – с искренним непониманием побуравила его глазками Лала.
– Ну вот как мы помолвлены, так и пожениться. Как будто. Обвенчают нас, а мы будем знать, что это всё не взаправду. Тогда все ночи я буду твой.
Лала рассмеялась.
– Хитренький ты, Рун. Жениться нельзя понарошку. Если в храме жрец обвенчает, это будет по правде. Даже мои мама с папой не смогут такой брак не признать. Каким бы мы сами его не считали, он будет настоящий.
– Ну, тогда, Лала, я не знаю. В лесу, когда на привале, заняться-то особо нечем – хоть заобнимайся. А тут днём дела почти всегда есть какие-то. И ночью нельзя. Береги магию теперь.
– Как грустно, – жалостливо проговорила Лала. – Хочу быть счастлива. И магии. Несправедливо.
– Прости, – по-доброму молвил Рун.
Так они стояли какое-то время молча.
– Вкусно пахнет, – заметила Лала наконец тихо. – Что это?
– О, много всего, – радостно сообщил Рун. – Я бабуле объяснил, что ты ешь… как воробышек, что много не надо. Она сделала помаленьку. Зато разного. И пирожки. С начинками. И булочки. И пряники медовые. И лепёшки с ягодным сиропом. И картофельных оладий.
– Ого! – подивилась Лала. – Как же она успела?
– Рано встала. В деревнях рано встают. Часто до зари ещё.
– Сколько беспокойства из-за меня. Надо перед ней извиниться.
– Ну, Лала, фею почётно привечать. Нет беспокойства. Наоборот. Ей приятно было это делать для тебя. Переживает, чтоб понравилось.
– Пахнет очень вкусно, – искренне поведала Лала.
– Будешь есть? С чего начнёшь? – деловито осведомился Рун. – Советую пирожки и лепешки. Бабуля в них мастер. Я бы предложил тебе попробовать всё, но боюсь, ты столько не осилишь, даже понемножку.
