Точка Зрения. Дело N 28/2. Протухшие сливки

{"Высокий интеллект не всегда является отличительной чертой тех, кто предпочитает достигать дипломатических целей посредством мин..."
Энн Маккефри, Маргарет Болл "Наследница единорогов"}

В этом месте никогда не бывает тихо. Не зря этот район Рурка называют Термитником. Конечно же, для того, чтобы зажиточные горожане и знать не воротили брезгливо носы (эти предпочитают не вспоминать о наличии в городе окраины), официально железнодорожный вокзал находится в Лагуне.
Но правда в том, что это не так.
Пыхтение паровоза, гудок и скрип тормозов не нарушают тишину, а всего лишь разбавляют гул Термитника. Этой ночью он состоит не только из стонов шлюх из подворотен, стуков многочисленных кузниц и противного скрипа ржавых ставень, но и из музыки.
Это квинтет: три скрипки, виолончель и контрабас.
Музыка - редкий гость в этом забытом небесами районе Рурка, и от того те, кто ее слышат, не понимают, что одна партия звучит немного фальшиво. Будто среди опытных музыкантов затесался новичок.
Поезд, прибывший в Рурк поздним вечером, привозит усталых работяг из пригорода, которые быстро разбредаются по домам и засыпают.
Им не мешает музыка.
Возможно, потому, что почти сразу после прибытия последнего поезда, она перестает звучать.
Резко обрывается и исчезает, как будто ее и не было...
***
Здесь всегда накурено. Даже ночью, хотя никто не заставляет этих людей оставаться на работе после заката. Бытует мнение, что быть детективом в Рурке - это такой вид психического отклонения. Возможно, это так.
Этой ночью здесь немноголюдно: всего лишь четверо из почти двух десятков остались до утра.
Точнее, пятеро, если считать хмуро восседающего в своем небольшом (зато отдельном!) кабинете капитана.
Но накурено было все равно.
Двое из "сов" выглядели типичными трудоголиками, променявшими жизнь на вечную работу: мужчины средних лет одинакового телосложения и на вид почти ничем не отличающихся, сидели напротив друг друга за смежными столами и, склонившись над бумагами, что-то изучали при свете единственной на два стола масляной лампы. Им повезло: их места были возле большого окна, сквозь которое лился свет уличного фонаря.
Табличка возле того, что был в рубашке посветлей гласила "Клавдий Кром", а возле его напарника стояла табличка с надписью "Шон Ниарко".
Надписи были потертыми. Эти люди работали здесь очень давно.
Второй парочке не так повезло. Их столы стояли в самом темном углу, а лампа тоже была одна на двоих. Впрочем, нужна была она только одному. Худощавый молодой мужчина в аляповатом костюме красного цвета и ярко-желтой рубашке фривольно расположился на своем стуле, уложив ноги на стол. А точнее на стопку ненаписанных отчетов. Именно на его столе стояла лампа.
На книге, в чтение которой он был погружен, было написано "Убийство в доме на улице Елей", и, судя по блаженной улыбке, он был поклонником подобного чтива.
Его напарница сидела практически в полной темноте, прикрыв глаза. И курила. Огонек тонкой сигареты в изящном длинном мундштуке был единственным источником света, служившим ей.
Тишина ночного участка нарушалась лишь скрипом перьев Крома и Ниарко, да листанием страниц того, кто, судя по его табличке, носил имя Джек Роквелл.
Ночью здесь всегда тихо.
Почти всегда.
Дверь капитанского кабинета с противным скрежетом несмазанных петель отворилась, и на пороге появился высокий мужчина, чье лицо было изуродовано жутким шрамом через все лицо. Он где-то потерял глаз, и носил повязку, а выправка говорила о том, что он - бывший военный.