Я к вам по делу, ваше величество!

Убедившись в относительной безопасности помещения, я вошла и аккуратно прикрыла дверь, внимательно осматривая комнату. На первый взгляд всё было в порядке. Не обнаружились следы постороннего вмешательства ни на второй, ни на третий взгляд. Неужели я действительно сама забыла закрыть номер? Да ну, нет, быть такого не может. После четырёх лет в пансионе, где оставленная незапертой тумбочка мгновенно становилась пустой, я автоматически закрывала всё и всегда.
Решив занести ситуацию с дверью в перечень загадок, я осторожно вытащила из сумочки «глаз» и положила перед собой. И вдруг вскочила, как ужаленная: а вдруг неведомый посетитель тоже решил за мной понаблюдать? Судорожно шаря взглядом по стенам, я пыталась понять, не притаился ли где-нибудь следящий артефакт.
Методичный обыск номера – как хорошо, что он маленький! – не дал никакого результата: я не обнаружила ничего, что хотя бы отдалённо напоминало «глаз». Зато нашла две мелких серебряных монетки, зелёную ленточку, выцветшую розу и странный предмет, больше всего напоминающий засушенный мышиный хвост. Весь этот мусор отправился в ведро, а я, немного отдохнув, стала думать, куда мне пристроить эксклюзивный артефакт.
Господин Кронель сказал, что он сам приобретёт нужный вид, значит, следует решить одно: что должно быть видно. Однозначно – стол, так как документы кто-то просматривал именно там. Во-вторых, дверь и окно – надо же понять, как этот кто-то сюда попадает. В общем, выходило, что «глаз» надо пристраивать в углу напротив двери: оттуда и стол виден, и окно, и собственно дверь.
Подтащив к нужному месту стул, я залезла на него и поняла ужасную вещь: даже со стула я до потолка не достаю. А сажать артефакт посреди стены было бы, по крайней мере, странно: слишком заметно.
В итоге я с огромным трудом подтащила к стене стол, взгромоздила на него стул и, молясь всем богам, забралась на эту достаточно шаткую конструкцию. Прилепив «глаз» прямо в угол, я с каким-то почти детским восторгом наблюдала, как он сначала съёжился, потом отрастил «ножки» и устроился в уголке так, что даже если знать, то не вдруг увидишь. А уж если быть не в курсе – вообще никогда не разглядишь.
Только я собралась слезать, как в дверь постучали, и на пороге нарисовался Оливер. Какое-то время он с недоумением изучал скульптурную композицию «стол, стул и я», потом прислонился к дверному косяку, убрав руки за спину, и задумчиво сообщил:
- Хорошо стоишь! Живописно так…Не очень понятно – зачем, но у девушек свои причуды. Слушай, Моника, у тебя молока нет случайно?
- Молока? - я чуть не сверзилась со своей пирамиды.
- Ну да, а то у меня кошак проснулся и жрать хочет, - доверительно сообщил мне счетовод и вытащил из-за спины руку. В ней висел ободранный рыжий котяра, на морде которого застыла вселенская тоска пополам со вселенским же равнодушием к своей кошачьей судьбе. Кот молча посмотрел на меня и снова обмяк мохнатой рыжей тряпочкой.
- О! Котик! - воскликнула я, а Оливер покосился на свою живность, явно прикидывая, можно его назвать «котиком» или всё же не стоит. Сам кошак отнёсся к моему восклицанию совершенно индифферентно. - А как его зовут?
- Кого? - неожиданно растерялся Оливер. - Кота?
- А ты видишь тут ещё кого-то, чьего имени мы не знаем? - я постаралась вложить в голос побольше ехидства. - Я Моника, ты Оливер. А он кто? Это же твой кот, он будет здесь жить, значит, ты должен нас познакомить.