Запретная тетрадь

Alba de Céspedes

Quaderno Proibito

© 2022 Mondadori Libri S.p.A., Milano

© Лев Кац, перевод на русский язык, 2024

© Катя Бильгам, иллюстрации, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Livebook Publishing LTD, 2024

Напрасно я эту тетрадь купила, не стоило. Но уже поздно сожалеть, что сделано, того не воротишь. Не знаю даже, что подтолкнуло меня ее купить, это вышло случайно. Я никогда не думала заводить дневник, в том числе потому, что дневник должен оставаться в тайне, а значит, пришлось бы прятать его от Микеле и детей. Мне не нравится ничего прятать; к тому же в доме у нас так мало места, что у меня бы и не получилось. Вот как все было: пятнадцать дней назад, в воскресенье, я вышла из дома рано утром. Я шла купить сигареты для Микеле, хотела, чтобы он, проснувшись, нашел их на тумбочке: по воскресеньям он всегда спит допоздна. Стоял прекрасный теплый день, хотя осень давно вступила в свои права. Я испытывала ребяческую радость, пока шагала по улицам, по солнечной стороне, и смотрела на все еще зеленые деревья и людей – радостных, как всегда кажется в выходные дни. Так что я решила немножко прогуляться, дойти до табачного ларька на площади. По дороге заметила, что многие останавливаются у цветочного прилавка, и тоже подошла, купила букет календул. «Нужно, чтобы на столе стояли цветы, по воскресеньям, – сказала мне цветочница. – Мужчины это замечают». Я улыбнулась, кивая, – но, по правде говоря, покупая те цветы, я не думала ни о Микеле, ни о Риккардо, хотя сын и правда их очень любит: я покупала их для себя, чтобы держать в руке, шагая по улицам. У табачника было полно народу. Стоя в очереди, уже заготовив деньги, я увидела стопку черных тетрадей в витрине. Это были черные, глянцевые, толстые тетради – такие, с которыми ходят в школу и на первую страницу которых, еще ничего не написав внутри, я порывисто наносила свое имя: Валерия. «И еще дайте мне тетрадь», – сказала я, роясь в сумке в поисках денег на дополнительную покупку. Но, подняв глаза, увидела, что лицо табачника посуровело, и он ответил: «Нельзя, запрещено». Он объяснил, что у дверей каждое воскресенье дежурит полицейский, который следит, чтобы в лавке продавали только табак и ничего больше. Я осталась в магазине одна. «Мне она нужна, – сказала я ему, – обязательно нужна». Я говорила вполголоса, взволнованно, готова была настаивать, умолять. Тогда он огляделся, а потом живо схватил тетрадь и протянул мне ее через прилавок со словами: «Спрячьте под пальто».

Я так и несла ее под пальто всю дорогу, до самого дома. Боялась, что выскользнет, что упадет на землю, пока консьержка рассказывает мне невесть что про газовую колонку. У меня раскраснелось лицо, когда я вставляла ключ в замок: думала было сразу шмыгнуть в свою комнату, но вспомнила, что Микеле еще в постели. Мирелла уже звала меня: «Мам…» Риккардо спросил: «Ты купила газету, мам?» Я разволновалась, растерялась, боялась, что не смогу снять пальто без свидетелей. «Положу ее в шкаф, – думала я. – Нет, Мирелла часто его открывает, чтобы надеть что-нибудь мое: пару перчаток или блузку, например. Комод – туда вечно лазит Микеле. Письменный стол давно застолбил за собой Риккардо». Я осознала, что во всем доме у меня не осталось ни ящика, ни укромного уголка, который был бы только моим. И решила, что с этого дня буду отстаивать свои права. «В шкаф с бельем», – решила я, но тут вспомнила, что Мирелла каждое воскресенье достает чистую скатерть, чтобы накрыть на стол. В конце концов я бросила ее в мешок с тряпьем на кухне. Едва успела закрыть мешок – вошла Мирелла и говорит: «Что с тобой, мам? У тебя лицо такое красное». «Это из-за пальто, наверное, – сказала я, раздеваясь. – На улице жарко сегодня». Мне казалось, она скажет: «Неправда, это потому, что ты спрятала что-то в мешке». Напрасно я пыталась убедить себя, что не сделала ничего дурного. В голове у меня снова раздался голос табачника, предупреждающий: «Это запрещено».