Уход в затемнение

Ему снился маленький нагрудный значок в виде пятиконечной звезды. Звезда была красной. В центре значка находилась маленькая фотография мальчика с волнистыми, почти кудрявыми волосами.

Кто-то схватил звезду и швырнул ее в воду.

Николай вздрогнул.

"Сигаретный прожог" или "точка", едва заметный знак в правом верхнем углу экрана, овальное бельмо, что возникает лишь на мгновение.

Затем пленка закончилась. Сматывающая бобина некоторое время стрекотала, пока киномеханик не выключил проектор.

Этим стрекотом заканчивался каждый сон Николая. Казалось, при рождении кто-то вживил в голову небольшую кинокамеру, и восприятие окружающего мира строилось на том, при каком свете и под каким углом он видит различные события.

Когда возникал звук крутящейся впустую бобины, мужчина понимал, что выспался. Высыпался он на редкость умело, уже через секунду с трудом вспоминая, о чем на этот раз был сон.

Тогда, нащупав в призрачных островках сонной памяти лишь звук лентопротяжного механизма, он, бросая это глупое занятие, отдавался ожиданию первой мысли, что посетит его сегодня. Словно расставлял сеть и ждал, что же первым попадется на этот раз. Своеобразный заменитель снов.

Первое, что сегодня коснулось его ума, было воспоминанием о запахе. Прекрасный аромат обволакивающей сладости спелых фиников, присыпанных пудрой из бразильского ореха с характерным молочным привкусом.

Внутренняя камера подчеркивала всевозможные оттенки красного.

Для людей, побывавших тут хоть единожды, этот аромат всегда воскресит память о милых неапольских пекарнях. Уютные порции десертов, лежащих на тонких блюдцах возле небольших, но неизменно горячих чашечек с макиато. Чашечки поддерживают специальные глиняные подставочки в форме квадрата с закругленными краями. Кружевная скатерть покрывает овальную столешницу маленького столика. Такие столики есть только на Капри.

Николай хорошо помнил вкус этого десерта.

Вяжущий, оседающий на деснах вкус ореха и затаившаяся где-то под языком сладость плодов финиковой пальмы.

Однако, в тот их по-настоящему первый вечер, когда они смотрели на опускающееся за пределы Тирренского моря солнце и лениво пережевывали мясистые тела плодов, Николай, совершенно не узнавая себя и одновременно понимая, что иначе ему поступить невозможно, взял Надежду за руку, сначала легко, как бы извиняясь этим жестом за свою целеустремленность, затем крепче, проявляя неукоснительную уверенность, повел Надежду в свой номер в гостинице.

Было то наваждением или, может быть, какой – то галлюцинацией неизвестной ему природы, но тело Нади тем вечером, как и во все последующие, таило этот аромат – аромат десерта из фиников, посыпанных тертым бразильским орехом.

Открыв глаза, Николай резко поднялся с постели. Жалобно скрипнула половица под его ногой. Слегка покачнулся стоявший рядом стул, который Николай невзначай задел, следуя в ванную.

Он открыл кран холодной воды и некоторое время наблюдал за тем, как вода, будто в спешке, пытается наполнить раковину, но, едва набрав сантиметр глубины, скрывается в дырке слива. Внутренняя камера представила все в желтушных тонах.

Эта сцена в какой-то мере показалось аллюзией на жизнь человека, который пытается и даже может чего-то достичь, но у него не выходит лишь потому, что есть в его жизни какой-то непреодолимый изъян размером с дырку слива.