Почти славянское фэнтези. Сборник сказов

Сказка – ложь, да в ней намёк…

Тихо в моём лесу. Только вода где-то каплет. Кап-кап, кап-кап, набирается лужица. Придёт из лужицы народ лесной пить, разрастётся вокруг мох, грибы на тоненьких ножках встанут в ряд. Лес – он живой, всё на пользу использует. Зазеваешься, потеряешь тропинку и сам под лесным мхом останешься, будешь лежать и лес питать. А потом прорастёшь травинкой, ягодкой, деревцем, чем лес пожелает, тем и прорастёшь.

Одёрнула себя. Не самые лучшие думы для сбора трав. Хоть назад поворачивай. Столько шла до луга этого потаённого, между двух озёр затерянного, а мысли сплошь серые, неприятные. Поселилось в душе предчувствие нехорошее и никак его оттуда не вытряхнешь.

Парня принесли ко мне вчера. Несли осторожно, стряхнуть боялись. В моём лесу только мне да дитяти моему можно ходить по всем путям, а для чужих тропинка натоптана. По ней и ходят. Кто может, своими ногами, кто не может – ползёт али несут, как вчерашнего мальчишку.

Мальчишка ведь, вырасти-то вырос, а ума – как у телёнка полугодовалого. Полез на спор в усыпальницу заброшенную, что на деревенском кладбище неведомое количество лет и зим стоит. И, ладно бы, просто зашёл и вышел. Дак нет, доказать решил удаль молодецкую, стал каменные гробы шевелить да пытаться крышки приоткрыть. Принести что-нибудь, дескать, вот я какой удалец-молодец.

Мёртвых будить, затея сама по себе плохо пахнет, а этот ведь ухитрился – приоткрыл крышку да кусочек кости, давно уж от тех, кто там лежал, только кости и остались, на память утащил. Всем похвастался, на посиделках покрасовался, а к утру в горячке метался. Уж чем его только бабки да мамки не отпаивали, бесполезно. Благо хоть мёртвую кость догадались в усыпальницу вернуть да дарами духов потревоженных задобрить.

Толку от тех действий особого не стало, потому как хоть горячка парня и отпустила да только стал он чахнуть не по дням, а по часам. На глазах отца-матери в Навь собираться. А когда дети болеют, матери готовы пешком к Тёмной матери пойти, лишь бы дитятко родное от участи горькой отмолить. Побегали, побегали родители, да и вспомнили о ведьме, что в лесу у озера живёт. Обо мне то есть.

Занести его в дом я не дала. Ещё мне духов усыпальных в доме не хватало. Повелела в баньке оставить, лето на дворе, не остынет. Да и то, ему уж холод земной не страшен, другой к душе подбирается.

Ночку около него провела, воск плавила, в воду родниковую лила, травами да солью обережной круг чертила и слова шептала заповедные. Которые не на каждого тратила. Под утро уж выдохнул больной с какой-то лёгкостью и заснул обычным сном. Чернота с лица спала и весь засветился, выправился, вышла чернота могильная.

А я воск покорёженный в лес подальше снесла да в глубокой ямке закопала. Земле-матушке хлебца отломила, Хозяина Лесному – мёду сотового, упросила не серчать на меня, что зло в лес принесла. Послушала птиц лесных, что распелись точно вокруг ложбинки, знать, силы земные и лесные понимают, надобно так.

Дома уж баню истопила, парня обмыла семью травами, на Купалу собранными, с солью опять же, добрым словом заговоренной. Постанывал болезный, но уже шевелиться пытался, да ещё и руками от меня отмахнуться. А то, я ж за веник взялась, в венике крапива заправлена. Ух и хороша она от нечисти всякой. Кожа волдырями от крапивы покрывается, а нечисть бегом сбегает, только пятки и сверкают.