Дочь хозяина Руси

– На дворе уже сентябрь. Время промелькнуло беззастенчиво быстро. Лето было тёплое приветливое. Казалось, только вчера я заслушивался переливами соловьиных трелей, а вон уже паутинка летит, блестя на солнце, навевая на меня грусть и тоску, – так думал Иван Васильевич, сидя рядом с сыном Иваном в небольшом возу, посматривая на пробегающие мимо окрестности.

Сытые лошадки резво бежали по утоптанной, ещё не успевшей размыться первыми осенними дождями дороге, пофыркивая и похрапывая от действий усердного возницы.

– Не страшна нам теперь орда, сынку. Конец ей приходит. Сбросим с себя эту тяжкую ношу, – обратился он к сыну, повернув к нему своё лицо.

– Да, слабы тартары становятся, – откликнулся, выйдя из задумчивости Иван, провожая глазами небольшой обоз с рыбой, медленно тянувшийся по дороге навстречу им. – Вот и рыбка, слава Богу, обильно водится в наших местах. Копейку какую-то даст и с голода не позволит пропасть, – заметил он, останавливая взгляд на переполненный рыбой проезжающий возок.

– Дружественный союз с Менгли-Гиреем крымским ханом заключил, – продолжил мысль Иван Васильевич. – Не будет мешать нам орду одолевать. Прошлый 1475 год, дал Бог, не принёс огорчений. Вот и семейство своё нарастил, – его лицо осветила улыбка, – Софьюшка доченьку мне народила Олёнушку, первую царевну на Русь явила, – его глаза выражали счастливую безмятежность. – А нынешний год вторую дочь мне подарил. Семья крепчает. Не хмурься, Ванюша, – проронил он, глянув на сына, – привыкнешь к мачехе. Нужен был этот брак мой с Софьей Руси нашей. Ты же знаешь, она – племянница последнего византийского императора. С ней я не только Великий князь, я с ней царство обретаю. Москва наша всемирную славу третьего Рима приобретает. Всё сделаю, чтобы объединить междоусобных князей под руку свою. Станешь ты, Ванюшка, после меня на Руси царствовать. Ты всё хмуришься! О тебе радею и о Московии нашей.

Вот и подъехали к дому дьяка. Неторопливо высадились во дворе. По широким деревянным ступеням вошли в дом. В лицо пахнуло жаром. В просторной натопленной светлой горнице народу было больше, чем обычно. Народа собралось – яблоку упасть негде было. Творческая мысль витала в воздухе, кипели страсти, с ними вспыхивали споры. Как без них-то? В избе много кто собрался: дьяки, подьячие, князья московские – все люди энергичные, толковые, родовитые. В избе натоплено было так, что стояла духота неимоверная, добавленная горячим дыханием разгорячённых тел. Гул голосов, ропот не смолкал ни на минуту, словно растревоженное семейство пчёл в улье. Собравшиеся обменивались мнениями, вносили свои предложения. Каждый из них желал доказать, что прав именно он, а не другой.

Здесь зарождались и творились законы, по которым жить предстояло всему государству, людям разного сословия, проживающим в нём. Здесь решались судебные уложения и грамоты для будущих законов.

Заметив вошедших Великих князей, подьячие и писари услужливо вскочили со своих мест, с уважением посматривая на них. Приветствовали, как положено, подобострастно и почтительно кланялись. Небрежно приняв приветствие собравшихся людей, Иван Васильевич основательно устроился подле длинного дубового стола. Потирая ещё не согревшиеся с дороги руки, нетерпеливо изрёк: